–  Костомаров, Иван Ильич, – сухо подсказал Заславскому Миша.

–  Вы согласны со мной, господин Костомаров?

–  Полностью согласен, – внутренне усмехнувшись, охотно согласился Залетный. Сам он никогда и ни в чем не зависел от баб. Это бабы зависели от него, а он ими командовал, как генерал солдатами. И вполне был доволен таким раскладом. – Продолжайте.

–  Я снял квартиру для тайных встреч с ней и все более и более попадал к ней в зависимость. Скажи она: «Выкинься из окна!» – и я бы, верно, выбросился, честное слово...

–  А вот это напрасно, – заметил Миша. – Этих курв... прошу прощения, женщин не стоит подпускать к себе на близкое расстояние.

–  Теперь я тоже так думаю, – убито сказал Заславский, – но тогда... Тогда я думал иначе и лелеял надежду, что так будет продолжаться вечно. В смысле наших любовных отношений. А потом она попросила меня оказать ей одну маленькую услугу...

–  Она? – раздумчиво спросил «инспектор-визитатор».

–  Она, – подтвердил Борис Яковлевич.

–  И в чем заключалась эта услуга? – спросил фальшивый чиновник Министерства внутренних дел.

–  Она попросила меня выкрасть из сейфа какие-то важные для нее бумаги, – ответил Заславский и добавил. – Очень ценные бумаги.

–  А как она о них узнала?

–  Ну, не знаю... Возможно, это я рассказал ей о них, сам не отдавая себе в этом отчета. Как только хвост не распушишь, когда рядом с тобой такая женщина.

–  И вы не смогли ей отказать? – спросил мнимый чиновник седьмого класса, припоминая, как ему было сладенько, когда его ублажала красавица из высшего московского света. Собственно, это был единственный случай в жизни, когда его одаривала ласками не уличная шлюха и даже не салонная жрица любви, а настоящая светская дама. Пусть нежности ее были и не очень профессиональными.

–  Да, не смог, – с некоторым вызовом ответил Заславский. – И это единственная моя вина.

–  Да, но документы-то вы все же украли, – жестко заметил Залетный.

–  Украл, – ответил Борис Яковлевич и уронил голову на грудь. – И меня обвинили в хищении особо секретных документов государственной важности с целью передачи их иностранному государству и извлечения материальной выгоды для себя. А это, – Заславский тяжело вздохнул, – государственная измена...

–  Стало быть, эти документы были секретными? – задал вопрос Залетный лишь для того, чтобы бывший управляющий банком еще раз подтвердил свои слова.

–  Именно, – убито ответил Борис Яковлевич.

–  И они в настоящий момент у нее? – спросил Миша вкрадчиво.

Заславский молча кивнул головой.

–  А сколько эти документы могут стоить? – Залетный бросил острый взгляд на бывшего управляющего банком.

Борис Яковлевич поднял голову и тихо произнес:

–  Миллион...

* * *

«Ай да дамочка, ай да стерва», – думал про себя Залетный. Купила его за четыре тысячи, имея документы стоимостью в миллион!

Миша посмотрел на Заславского.

После таких сведений этот бывший управляющий банком теперь мешает и ему. Ведь на суде он потянет за собой и дамочку, и тогда Мише ее уже не достать, как и ее денежек.

«О том, что у этой Вронской есть бумаги стоимостью в миллион, должны знать только двое: она и я», – решил Залетный. И еще он, как честный громила, должен исполнить заказ, за который взялся и получил деньги: пришить этого Заславского прямо сейчас. Ибо другого подходящего момента может и не представиться...

–  Хорошо, – мнимый инспектор Министерства внутренних дел поднялся со стула. – Если все, что вы говорите – правда, то как, по-вашему, ее можно прижать?

– Я теперь только об этом и думаю, – скорее пожаловался, чем сказал Борис Яковлевич. – Она собиралась продать эти документы немецкому дипломату по имени или фамилии Герберт. Вот если бы, – он с надеждой посмотрел на «инспектора», – застать ее при этом, да еще в момент получения денег, то с меня отпадет обвинение в государственной измене, и я спасен! Я окажусь просто глупым и обманутым человеком, который поддался чарам хитрой и лукавой женщины. Вполне возможно, что присяжные даже оправдают меня...

–  Что ж, это вполне возможно, – подтвердил мысли Заславского «визитатор из Петербурга».

–  Вы так думаете? – вскинул на него глаза Борис Яковлевич и побелел: в его глаза глазами «чиновника» смотрела сама смерть.

–  Да, я так думаю...

Миша подошел вплотную к Заславскому и добавил:

–  Но это неважно, что я там думаю. Важно то, что ты не будешь думать уже никогда.

С этими словами он плотно зажал рот арестанту и финским ножом, невесть откуда взявшимся у него в руках, выверенным ударом всадил его точнехонько в сердце Заславскому. Борис Яковлевич дернулся, закатил глаза и стал сползать со стула. Залетный, подхватив его под мышки, усадил плотнее к спинке. Голова Бориса Яковлевича склонилась набок, словно он к чему-то напряженно прислушивался. Или заснул. Залетный одернул на себе сюртук, поправил фуражку и четким шагом вышел из дознавательской.

–  Приказываю четверть часа ни под каким предлогом не беспокоить арестованного Заславского, – тоном очень большого начальника произнес Миша, глядя прямо в глаза надзирателю, стоящему у дверей. – Запомните, ни под каким предлогом. Повторите.

–  Ни под каким предлогом не беспокоить арестованного четверть часа.

–  Верно, – ухмыльнулся Залетный.

Навстречу ему шел из дежурной комнаты исправляющий должность Амуров-Глазуновский.

–  Уже побеседовали? – спросил он, поедая, как и было велено, глазами начальство. – Так скоро?

–  Ну а что кота за... его причиндалы тянуть, – ответил Миша. – Да, у меня к вам просьба, господин коллежский секретарь.

–  Слушаю, – с готовностью подался вперед Амуров-Глазуновский.

–  Вы этого Заславского не беспокойте с четверть часа. Он там, в дознавательской, свои показания записывает.

–  Слушаюсь, – ответил исправляющий должность. – Может быть, чайку?

–  Благодарю, некогда. – Миша решительно направился к выходу. – Дела, знаете ли, – вздохнул он. – Дела... Что же касается вашего арестантского дома, то... все согласно инструкции.

–  То есть все хорошо? – обрадовался Амуров-Глазуновский.

–  Хорошо, – подтвердил Миша. – И мною так и будет доложено господину товарищу министра. Благодарю за службу!

Залетный скорым шагом пересек территорию арестантского дома и вышел за ворота. Там его дожидалась коляска. Михаил сел, снял фуражку и вытер ее внутри тыльной стороной ладони.