Рик со своей винтовкой летел на ультралайте «Янтарь», прикрывая местность позади бригады. Непосредственно перед запуском он прочел Алексу леденящую кровь лекцию о хитрости и жестокости живущих в лесной глуши бандитов и о крайней необходимости соблюдать постоянную бдительность, пока он «ведет голову».

Алексу оказалось непросто проглотить это — по крайней мере так же непросто, как выданный ему на ночь рацион: отвратительное месиво из зайца, сушеного зерна и нарубленного корня бизоновой тыквы. Корень, впрочем, оказался чем-то совершенно особенным: чтобы его перетащить, понадобилось два человека, а на вкус это было нечто среднее между сельдереем и карандашными очистками. Это был самый большой корень, какой бригаде когда-либо доводилось выкапывать из земли.

Алекс не мог не чувствовать некоторой гордости за этот факт. И «вести» для бригады голову каравана было намного лучше, чем ехать в одном из битком набитых автобусов. Однако он не мог себе представить, чтобы это было действительно так уж опасно. В конце концов, поисковые команды бригады уже объездили все глухие дороги по всему Западному Техасу, и их ни разу никто не остановил и не ограбил.

Понятно, что у большинства бандитов — предполагая, что здесь в окрестностях действительно водились бандиты, — не возникало желания связываться с Хуанитой и ее модифицированным для ведения боевых действий прыгающим адским пауком. На машине Хуаниты не было установлено никакого стрелкового оружия, но выглядела она так, будто была нашпигована им под завязку; к тому же паук передвигался как безумный. Но аэродромный фургон и радарный автобус представляли собой жирные и легкие жертвы, битком набитые ценным оборудованием, и, однако, никто не причинял им беспокойства.

Алекс рассудил, что если здешние бандиты настолько робки и неприспособленны, что не смогли устроить засаду на одинокий автобус, то нет никаких шансов, что они справятся со всем караваном бригады. Караван двигался прямо под ним, медленно прокладывая себе путь по извилистой черной дороге. Два автомобиля преследования, два робота-автобуса с прицепами, радарный автобус, аэродромный фургон, старый песчаный багги, два продовольственных робота-джипа с прицепами, три робопеда с колясками и маленький трактор.

Во всей колонне не виднелось ни одного огонька. Все машины двигались в темноте, якобы для большей безопасности. Умные автомобили преследования шли в голове, разнюхивая дорогу микроволновым радаром. Алекс то и дело ловил в окне автобуса или грузовика слабый отблеск света — экран ноутбука кого-нибудь из бригадиров, пытавшегося доделать недоделанную работу или просто просматривавшего диск, чтобы убить время.

Караван стал выглядеть гораздо интереснее, когда Алекс переключил виртуальный шлем на инфракрасный диапазон. Здесь были яркие выхлопы зернистого пиксельного тепла от работавших на алкоголе автобусов и древнего песчаного багги. И еще от трактора. Все остальные машины питались от аккумуляторов. В окнах автобусов виднелось слабое туманное мерцание тепла человеческих тел. Ночью на Высоких равнинах холодно, и автобусы были переполнены.

У Алекса не было оружия. Он был вроде как даже рад, что бригада не стала навешивать на него кучу пушек. Согласно его опыту, нестандартные малочисленные социальные группы, снаряженные оружием, имели много шансов быть быстро разгромленными нервозными, всегда готовыми спустить курок правительственными командами спецназа. Так что оружия у него не было. У него были шесть пыльных, по виду неработающих аварийных вспышек и большой фонарь.

Еще Рик тайком снабдил его айбогеновой жевательной резинкой для обеспечения максимальной боевой готовности. Алекс пока что не пробовал ее — ему не хотелось спать. Кроме того, он не очень любил айбоген.

В его наушниках затрещало.

— Здесь Рик. Как твои дела? Прием.

— Отлично. Уютно. Я переустановил сиденье, прием.

— Каким образом?

— Вылез наружу, встал на стремя и вытащил штифт.

— Тебе не следовало этого делать!

— Послушай, Рик, здесь наверху только ты и я. Никто нас не слышит, никого это не заботит. Я не собираюсь падать с этой штуковины. Мне было бы проще выпасть из огородной тележки.

Рик мгновение помолчал.

— Только не делай глупостей, хорошо? — Он отключился.

Алекс летел еще около часа. Время тянулось неспешно, все было в порядке. Час, проведенный с кислородом, никогда не смог бы утомить его. Он старался продлить кислород, прихлебывая из контейнера маленькими порциями, но знал, что к тому времени, как он приземлится, контейнер все равно будет пуст. После этого он рассчитывал каким-нибудь образом прикупить себе еще кислорода.

А еще он собирался начинать покупать нужные вещи для бригады.

Несмотря на все их высказывания, Алекс видел, что именно это лежало в основе сделки, по крайней мере в отношении него. Та же самая не выраженная в словах сделка касалась по большей части и Хуаниты. Эти люди водились с Хуанитой не просто потому, что им действительно так уж нравились большие толстобедрые выпускницы киберартучилищ. Хуанита нравилась им, потому что она покупала им барахло и брала на себя заботу об их многочисленных и разнообразных нуждах. Она была их патронессой — и он, Алекс, был на пути к тому, чтобы стать следующим в очереди на раздачу.

Однако вдобавок ко всему этому имелся еще один озадачивающий момент, касавшийся Джерри Малкэхи. Жизнь бригады в конце концов неизбежно сводилась к Малкэхи, поскольку любой бригадир, который не боялся, не любил и не преклонялся перед этим парнем, с очевидностью получал билет на выход в очень скором времени. Алекс до сих пор не был уверен насчет истинных мотивов Малкэхи; тот от природы был очень запутанным субъектом. Все это время Алекс внимательно наблюдал за ним и теперь был совершенно уверен в двух вещах: а) Малкэхи действительно обладал некоторой долей гениальности и б) Малкэхи не имел особенно четкого представления о том, за каким чертом людям нужны деньги. Когда они с Хуанитой появлялись перед народом, Малкэхи обращался с ней с непривычной архаической учтивостью: ждал, пока она первая сядет у лагерного костра, помогал ей подняться на ноги впоследствии, не начинал есть, пока не начала она, и все такое прочее. Ни он, ни она никогда не придавали большого значения этим молчаливым маленьким любезностям, но Малкэхи редко упускал возможность проделать их.

Довольно часто, когда в бригаде возникало какое-нибудь не очень серьезное разбирательство, Малкэхи позволял Хуаните говорить вместо себя. Она в таких случаях очень оживлялась и глубоко входила в суть дела, а он сидел с абсолютно каменным лицом, отрешенный и замкнутый. Словно он позволял ей выражать за него его эмоции — причем оба явно выигрывали от такого соглашения. Время от времени он внезапно заканчивал какую-нибудь начатую ею фразу, и все вокруг подпрыгивали.

Но самые странные симптомы проявлялись у Малкэхи в те минуты, когда Хуанита вообще не смотрела на него. Она могла сделать что-нибудь этакое в манере хорошенькой девочки — например, потянуться всем телом и наклониться вперед в своем тоненьком бумажном комбинезоне, — и в такие минуты на лице Малкэхи внезапно появлялось выражение страшной борьбы с собой.