Унаследованное состояние позволило деду Бадди открыть банк — не менее полезное учреждение при движении на запад, чем бакалея, кузница и источник. Город процветал. Отец Бадди порвал с семейной традицией и вложил деньги в новую, по тогдашним понятиям, отрасль — киноиндустрию. В результате у Бадди появился второй дом, вернее, множество домов, потому что Рэй Хамстра, один из пионеров звукового кино, успел пять раз жениться и развестись.

— У Бадди были знаменитые мачехи, — рассказывал повар Пи-Ви. — У него и родная-то мать, первая жена отца, была прославленной, по меркам Пресной Воды, наездницей. А мачехи: две актрисы, одна — танцовщица, последняя — популярная певица. На Гавайях никто не знает, как их звали. Ты бы сообразил, кто это, если бы я припомнил имена, — вот и все, что мог сказать мне Пи-Ви.

Бадди вырастила бабушка, вдова банкира, но в детстве он неоднократно ездил в гости к отцу, перебиравшемуся из одного особняка в Южной Калифорнии в другой. Не эти ли бесконечные переезды озлобили мальчика и превратили его в «шутника»? В розыгрышах всегда присутствует элемент насилия, у каждой шутки есть своя мишень. Друзья Бадди утверждали, что он всегда любил посмеяться. Безответственность, свободные деньги, избалованность — все так, но, помимо необузданности, в этих шутках проявлялась уверенность в себе, в своих силах.

Первые розыгрыши были направлены против отца: Бадди намазал руль его автомобиля лимбургским сыром. Потом он радовал такой же проделкой своих детей, когда те впервые садились за руль. Ему было лет десять или одиннадцать, когда он сунул под капот автомобиля, принадлежавшего очередной мачехе, объявление: «Улыбнись, и я тебе отсосу», в расчете на то, что этот призыв попадется на глаза гаражному механику, когда тот будет менять масло. И этот прием он вновь пустил в ход на Гавайях — примитивные фокусы не устаревают. Часто шутки оборачивались против самого Бадди (когда пришло время менять масло, за рулем оказался его отец), но от этого они становились еще увлекательней.

В тринадцать лет Бадди избавился от невинности в борделе «Салун „Солнышко“» — еще одно общественно полезное учреждение Пресной Воды. Соль шутки заключалась в том, что женщина, посвятившая Бадди в таинства любви, в свое время обслуживала его отца. Бадди стащил у нее пару кружевных трусиков и послал их отцу ко дню рождения вместе с открыткой: «Привет от Бадди».

Тогда же по вине Бадди в Пресной Воде разразился ужасный скандал. Скандал был как-то связан с соседской собакой, но никто из моих информаторов не знал подробностей — говорили только, что это было нечто немыслимое. Со временем сам Бадди поведал мне эту историю как часть задуманной им автобиографии, и я, слегка отредактировав, записал ее.

Большинство шутников ищут себе беззащитную жертву, но Бадди предпочитал нападать на сильных людей, выявляя их скрытые слабости. Самый крутой его одноклассник признался, что мечтает похудеть. Бадди заявил, что знает такое средство, продал здоровенному тупице червя и сказал, что это ленточный червь: он-де будет уничтожать всю пищу в желудке толстяка, и тот быстро похудеет — надо лишь проглотить паразита. Большой дурень покорно проглотил червя, а Бадди посмеялся над ним и всем раззвонил об этом. Червяк был самый обычный, дождевой.

Однажды из Калифорнии в городок Пресная Вода наведался отец. Бадди насыпал ему песка в машину. Этот трюк он повторял и потом, заменяя песок кошачьим пометом, коровьим навозом, черноземом, пока дело не дошло до строительной пены, которая, расширяясь, застывала, точно цемент. Современная технология приходит на помощь шутникам, но традиционные приемы и крестьянская смекалка тут тоже не лишние. Бадди был мастак добывать выделения течных сук — я предпочел не спрашивать, как он это делал, — и мазать ими одежду наказавшей его учительницы. Он был отмщен, когда видел, как на нее налетала стая распаленных кобелей.

Пакости могли быть совсем примитивными: взрывающееся сиденье унитаза, картошка, забитая в выхлопную трубу, сахар в баке с бензином, подпиленная ножка стула, странные голоса по телефону, разобранная на части газонокосилка, искусственный таракан, оказавшаяся в почтовом ящике многолетняя подписка на порножурнал, дерьмо — с виду совсем как настоящее, повернутый задом наперед дорожный указатель, двусмысленное объявление в газете, после которого начинались звонки и возбужденное пыхтение в телефонной трубке. Эти розыгрыши были по силам даже подростку, не располагавшему собственными средствами. Вскоре Бадди вышибли из школы.

Его пристроили в семейный банк. Теперь он получал жалованье, хоть и небольшое, и начал экспериментировать с рыбками в унитазе — сперва это были угри, затем золотые рыбки, и, наконец, в унитазе принялись резвиться и нырять тропические, принадлежавшие управляющему банком. В тот самый момент, когда управляющий распекал его за это преступление, Бадди исподтишка налил на стул своему мучителю клей, а прежде, чем его уволили, успел провести в подвал банка живую свинью и там запереть — ее нашли только утром, всю в дерьме.

Сами по себе эти шутки не запомнились бы, но они сыпались с такой частотой, что превращались в лавину. Человек, уволивший Бадди из банка, в тот же самый день обнаружил другую свинью в своем автомобиле. Свиньям предстояло стать одним из важнейших аксессуаров в розыгрышах Бадди.

Парню исполнилось семнадцать, и его отослали к отцу и новой мачехе. Вскоре парочка, собравшись укладываться спать, обнаружила у себя в постели огромных размеров торпеду. Ничего не скажешь, своеобразное приветствие. Разумеется, они догадались, чьих это рук дело, но не могли понять, каким образом Бадди ухитрился доставить в дом полтонны металла. Если б они сообразили, как он это сделал, они бы тем же путем удалили сыновний подарочек, а так эвакуация заняла несколько дней и обошлась недешево.

— Твой сын нездоров! — заявила новая мачеха.

Бадди сосал палец, разыгрывая дурачка и клоуна — ему-де ничего об этом не известно. Только я прикинул, какое истолкование психиатр дал бы этому символу — торпеде, подброшенной на супружеское ложе, — как Бадди порадовал меня следующей серией: однажды ночью он хитростью вынудил отца задержаться в городе, а сам пробрался в его постель. В темноте мачеха радостно встретила его, приняв крупного подростка за своего мужа, и лишь когда они перешли к любовной прелюдии, Бадди выдал себя, закричав по-ослиному. Мачеха была настолько ошеломлена и унижена, что не пожаловалась на него, но сумела как-то иначе убедить отца избавиться от проказника.

В отрочестве и ранней юности Бадди постоянно одарял друзей и близких огромными, не поддающимися транспортировке предметами, которые словно замещали самого Бадди: то на раскисшей от дождя лужайке перед домом обнаружится наполовину ушедший в землю гигантский сейф, то в ванне — наковальня, на крыше — мотоцикл, в бассейне — качели. Бадди все раздавался вширь, так что его самого было уже трудно своротить с места. К совершеннолетию он достиг роста в шесть футов и три дюйма, а весил 220 фунтов.

Отец пригласил было сына поработать на киностудии, но не смог выдержать его веселую агрессию, и вскоре Бадди снова отправился в путь. Домой он не вернулся и с отцом никогда больше не встречался, но, когда мать, состарившись, поселилась на Гавайях, он заботился о ней.