Все это было как-то слишком. Жюльетт, потрясенная, спросила:

— Вы хотите сказать, что Анастасия Фазолино — глава этого… как его назвать? Глава предприятия?

Карраччи молчал. Он потупил взгляд, словно не желал ничего больше говорить, но внутри у него все кипело. И Жюльетт стала догадываться, что скрывается за его внезапным молчанием.

Она мягко произнесла:

— Синьор Арнольфо, почему вы все это рассказываете мне?

— Со мной обошлись нехорошо, — тоном обиженного ребенка ответил Карраччи. — Мою зарплату, и без того скромную, сократили еще больше, пояснив, что я, дескать, уже не выполняю возложенные на меня обязанности. Я поссорился с синьорой Анастасией, когда отказался мыть машину в январе, в лютый мороз, хотя раньше делал это. Но мне уже шестьдесят восемь лет, я далеко не молод, нужно больше заботиться о своем здоровье. Боюсь, рано или поздно синьора Анастасия найдет причину, чтобы вообще вышвырнуть меня из дома. А я одинок, и у меня нет даже квартиры. Тех сбережений, которые я отложил, не хватит на жизнь.

Жюльетт не обманулась. Она понимала, что Карраччи хочет денег, но винить его за это не могла. Старик предлагал информацию и требовал за нее свою цену. Жюльетт готова была платить в соответствии с тем, насколько полезной окажется его информация. А после того, что она услышала, у нее не было сомнений, что Карраччи мог ей помочь.

— Сколько вы хотите, синьор Арнольфо?

Карраччи ответил, словно отрезал:

— Я думал о двадцати миллионах, синьора.

— Лир? — уточнила Жюльетт, прежде чем поняла глупость вопроса — как будто Карраччи мог думать о долларах или марках. — Это очень много денег, Арнольфо.

Старый слуга кивнул. Казалось, ему стало легче, оттого что требование наконец-то было изложено, и продолжил:

— Зато я могу многое рассказать. Как я уже говорил, мне известно обо всех махинациях в доме Фазолино, а они простираются дальше, чем вы думаете.

— А если я не стану платить?

— Я не могу заставить вас, синьора. Но я полагаю, что вы — умная женщина, которая вполне способна оценить стоимость подобной информации. Кстати, вам не придется покупать кота в мешке. Конечно же, вы заплатите мне только после получения информации и решите, стоит ли она того.

Очень необычное предложение, подумала Жюльетт. Но какой риск может быть с этим связан? Она колебалась: не скрывалась ли за этим предложением западня? В конце концов Жюльетт решила, что будет лучше, если она попросит время на раздумье. Она хотела обсудить все это с Бродкой, а для начала сообщить ему о разговоре со слугой Фазолино.

Вопреки ее ожиданиям Арнольфо Карраччи не стал возражать, тем более что Жюльетт рассказала ему о своей ситуации и намекнула, что относительно требуемой суммы ей необходимо посоветоваться со спутником жизни.

Карраччи беспокойно поглядел на часы, старые «пронто» тридцатых годов, и сказал, что ему пора уходить, но он может прийти завтра в это же время, потому что утром его обычно посылают на рынок, а значит, ему не нужно будет оправдываться перед Фазолино.

Он поднялся, вежливо поклонился и исчез за вращающейся дверью, словно видение.

Никто не узнал бы в опустившемся, одетом в старый макинтош человеке, который неуверенно брел по Шиллерштрассе в Мюнхене, хирурга известной клиники. Свой автомобиль, темно-синий «Мерседес-Бенц», он припарковал у главного вокзала и по всем правилам скормил автомату пять марок за парковку. Теперь он шел навстречу ярким неоновым огням, отражавшимся на мокром от дождя асфальте.

Фридрих Шиллер, давший имя этой улице, наверняка заслуживал лучшего, но к поэтам отношение всегда было странным. Так, например, в квартале, носившем имя Гете и располагавшемся неподалеку отсюда, можно было найти только магазины турок, секс-шопы и торговцев оружием.

Коллин, небритый и осунувшийся, производил ужасное впечатление. Он останавливался перед каждой витриной, где висели фотографии девушек, которые обещали показать свои прелести в соответствующем заведении. Перед «Пингвин-баром», вход в который рыл освещен сиреневым цветом, к нему обратился охранник, шкаф с кустистыми бровями. На нем была темно-красная ливрея с золотыми бортами, а фуражка с козырьком придавала даже какое-то достоинство.

— Хотите немного поразвлечься, господин? — поинтересовался охранник.

Коллин невольно покачал головой, затем остановился, подошел к мужчине в красной униформе поближе и хрипло произнес:

— Послушайте, я ищу кого-нибудь, кто мне…

Больше он ничего не успел сказать, потому что охранник опустил руку в карман, вынул оттуда визитку и протянул ее Коллину со словами:

— Только скажи, что тебя послал Билли. Билли — это я. Мальчики первоклассные. В основном русские артисты балета.

Прошло некоторое время, прежде чем Коллин осознал ошибку. Наконец он заплетающимся языком ответил:

— Послушайте, я ищу не мальчиков.

— Может быть, ты думаешь, что у нас нет девочек? У нас самые лучшие невесты города! — гордо воскликнул охранник и воздел руки к небу, как пророк.

— И девочки мне тоже не нужны.

— А, я понял. Косячок, спид,[21]кока…

— Это тоже не то. — Коллин измученно усмехнулся. — Я ищу кого-нибудь, кто мог бы помочь мне решить одну проблему… кто умеет обращаться с револьвером.

Охранник присвистнул сквозь зубы.

— Понял, — тихо сказал он и отвел Коллина в сторону. — Но такие адреса не даются бесплатно.

— Конечно. — Коллин вынул из кармана сотню и сунул ее охраннику.

Купюра моментально исчезла в кармане, а охранник снова протянул Коллину руку.

Тот удивленно посмотрел на громилу, затем достал из кармана вторую купюру и пробормотал:

— Теперь, надеюсь, должно хватить.

Когда исчезла и вторая бумажка, охранник подошел к нему вплотную. Он был почти на голову выше Коллина, поэтому ему пришлось немного пригнуться.

— Слушай сюда, чувак. Пойдешь в заведение в конце улицы и спросишь Гошгулоффа. И не забудь: тебя послал Билли! А потом скажешь ему, что ты хочешь. Понял?

Несмотря на нетрезвость, голова у Коллина была ясная, поэтому он все запомнил. На прощание, думая, что в этих кругах так принято, профессор постучал указательным пальцем по виску и ушел.

Заведение в конце улицы называлось «У Гошгулоффа» и находилось в подвале; добраться туда можно было по узким каменным ступеням, украшенным рыбацкими сетями и крупными морскими раковинами. Насколько Коллин смог увидеть в приглушенном свете, там было всего шесть квадратных столов, а занят был только один.

Довольно неопрятный официант подошел к Коллину и почти удивленно спросил: