Лицо Сибиллы напряглось.

– Он допустил серьезную ошибку с тем отравленным письмом и не может позволить себе новой неудачи. – Она сунула руку под плащ и достала футляр из промасленной кожи. – Этот?..

Сердце мое бешено заколотилось. Я не мог поверить собственным глазам. Глядя на столь безобидный с виду предмет в руке Сибиллы, испачканный сажей каминной трубы и покрытый бесчисленными следами грязных пальцев, я вынужден был призвать все силы, чтобы не наброситься коршуном на добычу.

Взгляд Сибиллы похолодел.

– Вы по-прежнему мне не доверяете?

– Не знаю. – Я прямо взглянул ей в глаза. – Очень уж кстати все сошлось.

– Понимаю. – Рот Сибиллы искривила усмешка. – Вы считаете, что я вас обманываю?

– Я не хотел…

– Нет, хотели.

С этими словами она повернулась, словно собираясь уйти. Не успев осознать, что делаю, я схватил ее за запястье. Оно оказалось тонким, но отнюдь не хрупким; эта женщина таила в себе недюжинную силу.

Сибилла замерла:

– Отпустите меня. Пожалуйста.

Я повиновался. Она не притронулась к своему запястью.

– Я уже говорила вам, что готова на все. Если Ренар победит, я навеки останусь ему обязана, как до того моя мать.

Внезапно меня осенила догадка.

– Так ваша мать была…

– Она не продала себя в бордель, однако итог был тот же, – горько усмехнулась Сибилла. – Мы покинули Англию без единого гроша; моя мать ничего не могла предложить, кроме своего тела. Ренар ясно дал понять, что именно эту плату он желает получить за должность при дворе Габсбургов для нее и обеспеченное будущее для нас, ее дочерей. У моей матери не было другого выхода, но у меня – есть, и у моей сестры тоже.

Она бросила футляр на кровать:

– Этого достаточно, чтобы остановить Ренара?

– Дайте света, – только и ответил я, отложив шпагу.

Принеся свечу и поставив ее у кровати, Сибилла скинула плащ и замерла в ожидании, пока я развязывал тесемки на футляре. Он раскрылся на два отделения – своеобразная прочная папка, призванная защищать содержимое и выдерживать любые тяготы пути. Внутри лежали бумаги. Руки мои дрожали, когда я доставал их одну за другой; я сразу увидел, что это письма – восемь писем, если быть точным. Ни в одном из них, однако, я не распознал почерка Елизаветы. Ее письма здесь не было.

Я прочел все письма до единого и после долго сидел, не говоря ни слова.

В них содержалось достаточно доказательств, чтобы отправить Эдварда Кортни, графа Девона, на эшафот. Письма были ответами влиятельных вельмож на послания, которые граф посылал от имени Дадли. Я поневоле гадал, сознавал ли на самом деле Кортни, насколько велико его соучастие в заговоре. Он сказал, что даже не заглядывал в письма, которые так легкомысленно переправлял; теперь, прочитав послания, я был склонен поверить его словам. Из алчности и уязвленной гордыни Кортни неблагоразумно позволил изобразить себя подставным лидером мятежа, который должен был одновременно вспыхнуть по всей Англии, от юго-запада до границ с Уэльсом и Шотландией, и имел своей целью вынудить королеву встать на сторону протестантов и заключить брак с графом Девоном или же отречься от трона. В аристократических поместьях создавались склады оружия и амуниции; уже наметились дороги, по которым войска мятежников двинутся на Лондон. В письмах подробно указывалось, какую роль исполнит в мятеже каждый вельможа, а также его пособники. Опасность замысла для Елизаветы была не явной, а скорее предполагаемой: логично признать, что, если Мария отвергнет требования мятежников – а она их непременно отвергнет, – ее преемницей станет Елизавета с Кортни в качестве супруга-консорта.

Я, впрочем, знал: этому не бывать. Мне было известно глубокое убеждение Дадли в том, что Елизавета возьмет в мужья именно его сразу после того, как он вручит ей трон. Кортни был только пешкой в его руках; вот почему Дадли действовал так осторожно, вот почему его имя нигде не упоминалось. Его роль вдохновителя мятежа должна была сохраняться в тайне.

И все же почему здесь нет письма Елизаветы, того самого письма, которое она доверила Кортни?

Мне вдруг припомнилось, как Джейн Грей, досадливо пиная ножкой сложенные у камина книги, говорила: «Я видела, как приносили одни книги и уносили другие. Я пересчитывала их каждый день и даже хотела взять одну почитать, но от этих книг нет никакого проку – у них вырезаны страницы» – и как Роберт Дадли кричал мне вслед: «Что бы ты ни сказал и ни сделал, тебе меня не остановить. Сегодня ты победил, но в конце концов победа будет на моей стороне. Я верну себе былое положение, даже если это будет последнее, что мне удастся сделать в жизни».

Я стиснул зубы. Теперь я понял, почему Дадли упросил Кортни втереться в доверие к принцессе: ее письмом он обеспечил себе безопасность. Оно осталось у Дадли, спрятанное в отдельном тайнике. Дадли предвидел вмешательство, возможно, даже предательство человека, верного Елизавете, того, кто распознает опасность, нависшую над ней по милости Роберта Дадли. Если бы кто-нибудь попытался разоблачить его, он в ответ пригрозил бы обнародовать письмо принцессы в доказательство ее причастности к заговору.

Мои размышления прервал голос Сибиллы:

– Могу я по вашему молчанию заключить, что эти письма и есть то оружие, в котором вы нуждаетесь?

Я поднял на нее взгляд.

– Да, – сказал я и, помолчав немного, спросил: – Как вы их раздобыли?

– Хитростью, конечно; это было нетрудно. Просто дождалась, когда секретарь вышел во внутренний двор помочиться. Ему, по всей видимости, было совсем невтерпеж. Я заметила у него на столе кубок и два пустых кувшина. Он, похоже, пил весь день, не выходя наружу, поскольку Ренар требует, чтобы в канцелярии круглосуточно кто-нибудь присутствовал. Впрочем, секретарь уже наверняка обнаружил, что футляр исчез. Он обшарит всю канцелярию в поисках пропажи и, сообразив, что футляр похитили, скорее всего, бросит службу и скроется. – Голос Сибиллы предательски дрогнул. – Если Ренар узнает, что футляр взяла я, он прикажет меня убить.

– Вам не нужно его бояться. – Я положил листы на прежнее место, свернул футляр и перевязал тесемками. – Когда я покажу письма королеве, у Ренара и так будет хлопот по горло. Он не осмелится тронуть ни вас, ни кого-либо другого. Ему придется объяснять королеве, как случилось, что все это произошло под самым его носом; почему, несмотря на все свои возможности, он понятия не имел, что в стране зреет заговор такого размаха.

– Он поймет, что недооценил вас, – негромко проговорила Сибилла.

– Нет, Ренар оценил меня верно, просто не думал, что я сумею продвинуться так далеко, – ответил я, привалившись к стене. – Хотя королева дала лестную оценку моим дарованиям, Ренар наверняка с самого начала подозревал, кто я такой. И потому, когда ее величество приказала мне расследовать его обвинения касательно Елизаветы и Кортни, он понял, что должен обезопасить себя. Он не хотел, чтобы ему помешали загнать принцессу в подготовленную западню, потому-то и послал мне отравленное письмо. Теперь ему придется лезть вон из кожи, чтобы выгородить себя. Скоро вы навеки избавитесь от его власти.