– Прошу прощения, – сказал я, – но то, что я намерен сообщить, предназначается только для слуха ее величества.

– Вот как? Ты здесь среди друзей. У меня нет от них секретов.

От паники у меня перехватило горло. Я стиснул кулак, чтобы в смятении не выдернуть из-под плаща футляр с письмами. Я не мог просто вручить их королеве; если она велит удалиться, не выслушав меня, я обречен. Жесткий взгляд Ренара говорил яснее слов: он знает, зачем я здесь, и сделает все, чтобы к исходу дня я был мертв, – и к чертям подозрения королевы. Я должен лично изложить Марии свои выводы, изложить прежде, чем Ренар представит письма в выгодном для него свете и королева возжаждет крови.

– Дело касается вашей сестры… – начал я.

Ренар вскочил:

– Молю вас, ваше величество, не потворствуйте этому человеку! Он бесстыдный лжец! Я уже говорил, что ему нельзя…

– Думаю, я и сама превосходно способна рассудить, говорит ли он правду, – перебила Мария, метнув на посла уничтожающий взгляд. – Пойдемте, мастер Бичем.

Она указала мне на дверь кабинета. Когда я проходил мимо дам, Джейн Дормер опасливо посмотрела на меня. Черный песик на поводке, ворча, жался к ее ногам.

Ренар поспешил вслед за нами и закрыл за собой дверь кабинета. Я не удостоил посла вниманием, хотя чувствовал, как сверлит спину его пристальный взгляд.

– Итак? – Мария остановилась у стола и повернулась ко мне. – Теперь мы одни, как ты и хотел. Говори, что за важное дело касается моей сестры и не терпит отлагательств. И поторопись, потому что терпение мое на исходе. Впереди заседание совета и встреча с габсбургским посольством, не говоря уж о предстоящем переезде в Хэмптон-корт. Здешний воздух не идет мне на пользу. Нужно сменить обстановку.

Почтительно склонив голову, я извлек из-под плаща футляр.

Мария замерла.

– Господи, что это? – проговорила она, внешне сохраняя хладнокровие, однако я уловил в ее голосе дрожь.

– Очередная уловка? – Ренар метнулся было ко мне, чтобы выхватить футляр.

Высоко вскинув руку над головой, я обратился к королеве:

– Это доказательство заговора против вашего величества – то самое доказательство, добыть которое и нанял меня дон Ренар.

Посол замер как вкопанный, на лицо его нахлынула пепельная бледность. Мария окинула его долгим внимательным взглядом и лишь затем протянула руку. Взяв у меня футляр, она повернулась к столу, развязала тесемки и в полном молчании просмотрела письма одно за другим. Наконец королева разжала унизанные перстнями пальцы, уронив все восемь писем поверх пресс-папье, – и застыла, словно окаменела, не сводя с меня пристального взгляда. Когда она наконец заговорила, голос ее был совершенно спокоен, и это лишь прибавило восхищения, которое вызывала у меня эта женщина.

– Ты уверен, что это не подделка?

– Ваше величество, я действовал крайне тщательно.

Я помолчал, ненавидя себя за то, что вынужден оберегать Дадли и взамен его пожертвовать графом – пускай даже ради спасения Елизаветы.

– Полагаю, эти письма доказывают, что милорд Девон замешан в изменническом заговоре, цель которого – принудить вас к браку с ним или же заставить отказаться от короны.

Мария стиснула зубы:

– Похоже на то. Однако ты сказал, что дело касается моей сестры. Каким образом?

– Нанимая меня, дон Ренар выразил убежденность в том, что она также причастна к заговору. Я не нашел этому никаких доказательств.

Королева стремительно развернулась к Ренару, и голос ее опасно зазвенел:

– Вы уверяли меня в обратном!

– Ваше величество, я ошеломлен не менее вас, – ответил он.

Я почти позавидовал самообладанию посла. Он казался совершенно невозмутим, хотя его будущее повисло на волоске. Я жалел, что не могу открыть Марии подлинное лицо этого человека – рассказать, как он обошелся с Сибиллой Дарриер и ее матерью, какое злодейство замышлял и до сих пор замышляет против Елизаветы, – однако и у меня были тайны. Я не мог допустить, чтобы на свет вышла моя служба Елизавете, – по крайней мере, до тех пор, пока не буду уверен, что принцессе ничто не грозит.

В голосе Марии зазвучали саркастические нотки:

– Я затрудняюсь поверить в это, дон Ренар, памятуя об армии ваших шпионов и расходах на оплату их услуг. Невозможно сосчитать, сколько раз я выделяла вам средства из своих доходов, – так упорно вы твердили о двуличии моей сестры и Кортни. Теперь же вы хотите меня убедить, что понятия не имели о происках графа, замышлявшего государственную измену вкупе со всеми этими лордами, большинство которых я с почетом принимала при дворе, простив им прошлые прегрешения?

К моему тайному удовлетворению, на лице посла промелькнула тень зарождавшейся паники.

– Прошу прощения вашего величества, – осторожно проговорил он, – но как бы убедительно ни выглядело это так называемое доказательство, мы не можем быть до конца уверены в его бесспорности. Необходимо убедиться в подлинности этих писем. И даже если они окажутся подлинными, наверняка мятеж бестолков и плохо продуман, поскольку до меня и впрямь не доходили даже слухи о нем. Быть может, графу и удалось собрать под своей рукой горстку недовольных, но вряд ли это повод…

– Вряд ли?! – воскликнула Мария. – Это измена, сеньор, государственная измена! И можете не сомневаться, заговорщики получат по заслугам. Я отправлю их в Тауэр, всех до единого!

Ренар поджал губы. Я похолодел, угадав его тайный замысел: отвергать, вопреки очевидному, весомость представленного мной доказательства, оттягивать, сколько возможно, арест Кортни, если надежда обвинить Елизавету в измене еще не совсем утрачена. Мятеж может сыграть ему на руку; вполне вероятно, при расследовании еще обнаружатся свидетельства ее причастности к заговору.

Мария смотрела на посла с изумлением, подспудно чувствуя его колебания, но не понимая, чем они вызваны.

– Я не верю собственным ушам! Сколько раз вы предупреждали меня об измене, зреющей в нашем близком окружении, и вот теперь сомневаетесь в искренности того самого человека, которого мы наняли, чтобы разоблачить изменников? Бестолков мятеж или нет, но это сговор дворян, верноподданных, посягнувших на свою королеву! Нужно схватить их, всех до единого, и положить конец гнусным замыслам! – Она вдруг ослабела и, пошатнувшись, ухватилась за спинку кресла. – Боже правый, если весть об этом дойдет до императора, он не позволит Филиппу отправиться в Англию, опасаясь за его жизнь!

Услыхав, что Мария в моем присутствии столь откровенно говорит о намерении сочетаться браком с испанским принцем, Ренар стал мрачнее тучи, и в этот миг я проникся к нему еще большей ненавистью. Я знал, что Мария нетерпима в вопросах веры, знал, что она враждебна к Елизавете и лелеет мечту о возвращении Англии в лоно католической церкви, – и все же не мог относиться к ней с неприязнью. Мария Тюдор по сути своей не жестока, просто введена в заблуждение. Змий, смутивший ее разум, не кто иной, как Ренар. Усердно трудясь над тем, чтобы погубить Елизавету, он с неменьшим усердием пользовался врожденной бесхитростностью и прямотой Марии, растравляя давно зажившие раны и подрывая и без того хрупкую уверенность королевы в своих силах.