Митаюки невольно взялась за нож, крепко стиснув его рукоять. Бессильно стоять и гибнуть в ее понимании было верхом глупости. Тотемники должны или бежать, спасаться… Или… Или кинуться вперед и как можно быстрее схватиться с врагом, убивающим на расстоянии, врукопашную.

– А-а-а!!! Смерть, смерть!!! – Отважные сир-тя выбрали второе и со всех сил бросились в атаку. – А-а-а!

Казаки, сделав последние выстрелы, отставили пищали и вышли навстречу:

– Сарынь на кичку!!!

Юная чародейка торопливо метнулась в самое безопасное место, кусая губу и тиская рукоять ножа. Теперь от ее магии, ее знаний, хитроумия, мудрости не зависело больше ничего. Судьбу Митаюки решала храбрость мужчин и их умение сражаться.

– Сарынь! – Матвей скрестил перед собой саблю и топорик, и когда налетевший враг попытался продырявить его копьем, быстро их поднял, отправляя наконечник вверх, сделал шаг вперед, рубанув топориком в открытую грудь, саблей чуть отодвинул задние копья и тут же резанул вдоль древка в обратную сторону.

Сир-тя, привыкшие колоть толстокожих зверей, держали копья двумя руками – так крепче, и острый клинок срубил пальцы сразу обеих рук. Несчастный завыл от боли и ужаса, но уже через миг его страдания оборвал боевой палицей один из охранников юной чародейки.

Откуда-то сзади прилетел камень на деревянной рукояти, врезался Серьге в грудь. От удара воин чуть попятился, встряхнулся – видно, попадание было ощутимым даже через толстый поддоспешник, – но тут же выправился, широким взмахом отвел сразу два копья, придержал топориком, а саблей сделал длинный выпад, пронзив грудь пожилому сир-тя. Чуть попятился, пропуская по груди укол слева, рубанул в ответ голову, снова шагнул, присел, поднырнул под копья, рубанул топориком колено слева, а саблей пронзил живот справа, выпрямился, отклонился еще от одной метательной палицы, встретил на саблю палицу боевую, топориком ударил по ребрам ее владельца, сделал шаг вперед.

– Сарынь на кичку!!!

Шаманы отчаянно били в бубны и кружились, отец Амвросий молился, а плотный казачий отряд медленно прорезал строй тотемников, оставляя за собой широкую кровавую полосу. Однако врагов было неизмеримо больше, справа и слева края рати стремились замкнуться за спинами казаков – но этот охват пока сдерживали молодые воины из носильщиков. Весь левый край войска Верхнего Ямтанга тоже начал медленно заворачиваться, собираясь взять белокожих иноземцев в кольцо.

– Да пребудет с нами сила великого Нум-Торума. – Верховный вождь Тарахад, наблюдая за происходящим, вскинул руку к груди, нащупывая заветный амулет, но ощутил на привычном месте только теплый кожаный крестик. – А-а, проклятье! Или мы сейчас их спасем, или двуноги убьют сперва их, а потом нас…

Вождь вскинул руку, привлекая к себе общее внимание, повернулся:

– Лучники!!! Стрелять, пока колчаны не опустеют! Остальные за мной! Слава нуерам! Смерть двуногам! Смерть, смерть! А-а-а!!! – и, вскинув над головой полированный нефритовый топорик на длинной, украшенной перьями синиц рукояти, он побежал на врага, увлекая вооруженных пиками воинов племени.

Армии столкнулись, смешались. Сир-тя кололи друг друга копьями, били по головам палицами, пинали ногами, кусали, грызли. Оставшиеся чуть позади лучники осыпали задние ряды воинов Верхнего Ямтанга стрелами – те пятились и пытались отвечать.

Над всем этим кровавым месивом внезапно прокатился радостный вой шаманов. По воде побежала мелкая рябь, дрогнула земля – и в верховье показался огромный двуног. Пусть не такой невероятный, как в городе, указанном лопоухим проводником, но все равно превышающий ростом самые старые сосны и ели.

– Матвей! – бросилась вперед Митаюки, дернула мужа за бок. – Матвей, на остров!

Она перехватила какое-то копье чуть ниже наконечника, рванула на себя, поддергивая сир-тя ближе к мужу, и, когда тот напоролся на клинок, опять заорала в ухо:

– Матвей! Зверь!!! Колдуны вызвали тотем!

Казак наконец-то услышал ведьму, попятился, отбил еще один выпад, давая товарищам время сомкнуть строй, попятился дальше.

Огромная зверюга двигалась быстро, каждый шаг – сотня человеческих. Пока Митаюки дозывалась мужа, он оказался совсем рядом, нависая над людьми.

«Его тотемники все красные! – внезапно обожгло чародейку. – Своих он легко узнает!»

Она вскинула руки, сосредотачиваясь и ловя разум гиганта. Управлять двуногом подобно великому колдуну она, конечно, была не в силах, но вот лишить зрения… Чародейка, сосредотачиваясь, представила, как глаза слепнут от бьющего в зрачки солнца, – и метнула это ощущение вверх, в голову огромного зверя.

Чудовище, уже готовое топтать и хватать, взвыло и попятилось, недовольно мотая головой. Ведьме удалось отодвинуть его на шаг, другой… Третий…

Тело стремительно окоченело, словно наполняясь ледяной крошкой, маленькими снежинками с острыми краями, которые изнутри взрезали кожу, кололи сердце, живот, вспарывали глаза, разрывали руки и ноги. Это шаманы Верхнего Ямтанга, заметив неладное, обрушили на девчонку всю мощь своих заклинаний. А она не могла ответить ничем, полностью отдаваясь схватке за разум двунога.

– Изми рабов сих, боже, и от восстающих на них избави! – вступился за душу девушки священник. – Избави от беззаконие и от муж кровей спаси ея! Яко се уловиша душу ее, нападоша крепцыи…

Над головами воинов мелькнули две метательные палицы. Одна чиркнула Митаюки по плечу, другая же ударила в лоб – и девушка, чуть дернув головой, кулем рухнула в воду.

В тот же миг двуног встрепенулся, зарычал, бросился к месту битвы.

Однако Матвей уже был на острове. Он выдернул один из пищальных фитилей, зажал в зубах, подхватил кулеврину и накинул на сук, надежно зацепив гаком.

Двуногое чудовище, поджав передние лапки, мчалось на людей, зловеще распахнув пасть, способную вместить сразу половину дерущихся сир-тя. Но это был уже второй зверь казака, и Матвей знал, что нужно делать.

Шаг, еще…

– Н-на!!! – Серьга ткнул фитилем в запальник, и кулеврина жахнула дымом, выплевывая ядро в тот самый миг, когда гигантская зверюга подняла ногу. Ядро врезалось в ступню между пальцев, прошло через кости и засело где-то возле пятки. Двуног, только что собиравшийся ступить на эту ногу, вякнул от боли, поддернул ее выше – и потерял равновесие, рухнув прямо в толпу своих, тотемных, лучников! И не просто рухнул, а заметался, дергая раненой ногой, словно пытаясь стряхнуть с нее боль, и, взмахивая здоровой, наивно надеясь на нее встать.

Тела в красных туниках полетели в разные стороны, а иногда – и ошметки тел. Воины Верхнего Ямтанга бросились врассыпную. Лучники Пы-Ямтанга, наоборот, отшвырнули луки и с воплями ярости кинулись на врага, размахивая палицами над головами.

Сир-тя из поклоняющегося двуногам племени, на глазах которых пал их тотем, погибли десятки товарищей, которые отчаянно бились с могучими дикарями и порядком устали, уже начав сомневаться в успехе, – внезапно увидели бегущую на помощь врагу полусотенную толпу, многие десятки свежих, злых до отчаяния, жаждущих их смерти воинов. Трудно попрекать их за то, что они дрогнули и попятились, больше не веря в свою победу. И пятились все быстрее, спотыкаясь и падая, пока не повернули и не бросились бежать, спасая свои жизни.