— После тебя. Если он не согласится, передашь мне трубку.

Если он не согласится… Да, конечно, не согласится! Андрей не сумасшедший какой-то…

— Твое предложение помочь мне с паспортом в силе? — спросила я, набрав его номер.

— Я тебе совместный завтрак предлагал, но не дождался. Уже поел. А сейчас я занят, извини.

— У меня к тебе серьезный разговор.

— Я же сказал — занят.

— Когда освободишься? — выдохнула я обреченно.

— Для разговора?

— А я для чего ж еще?

Последовавшая пауза говорила о том, что Андрей пытается предположить что-то отличное от замены паспорта, но не может. Или просто говорить было не о чем — ни еще, ни вообще: нам с ним. Но надо было. Мне. Или Романне, что вернее. Или Машеньке, которая пока ни сном ни духом, что ее надо спасать. Возможно, и я сама не понимаю пока, что у меня тоже нарисовались в жизни серьезные проблемы в виде… В виде бывших! Оба могли реально нарушить зыбкое равновесие моей реальности… В моем возрасте падать больно, а вставать без посторонней помощи затруднительно. Или я рано себя хороню?

— Андрей, извини, если вчера была резка, — решила прервать тишину, которая могла закониться сбросом звонка. — Пойми, что у меня нервы сдают от домашних проблем. Еще и эта бюрократия чертова…

Молчит. Да что ж это такое? Может, в офисе говорить с бывшей женой не комильфо? Или он вообще не в офисе…

— Ты можешь говорить? — решила все же уточнить, чтобы не расточать зря свое красноречие.

— Можешь по-быстрому? Я реально занят.

— Когда освободишься? Если не сегодня, то завтра. Пропущу очередь, неважно.

— У тебя где очередь? По старому адресу ведь? Пропускай. Завтра я заеду за тобой до завтрака.

— Ты меня утомил со своими завтраками! — чуть повысила я голос, но вовремя осеклась.

Или слишком поздно — Андрей завелся, совсем чуть-чуть, но все же… Нельзя допустить даже толики ссоры сейчас, когда он и на ровном месте может хвостом вильнуть, кобель неподстреленный…

— Хочешь поужинаем, потом позавтракаем?

Предложение, как и голос, казалось грубым. Продолжение нашего театрального вечера, как ни крути… А я не крутила — ни бедрами, ни телефонным шнуром, которого, увы, больше не было, а в далекой юности стационарный телефон спасал нервы лучше водки. Хотелось выпить — безумно, и безумством было бы пить — одной или в обществе незнакомых личностей, это я про Андрея, если что… Если что я напомнила это себе: будь начеку, Мариночка, ты не знаешь, на что способен этот тип джентльменской наружности, и не надо тебе это узнавать. Но узнать о месте встречи все же необходимо.

— Сойдемся на завтраке. Во сколько тебя ждать? Или называй адрес, сама доберусь.

— Я заеду за тобой в восемь, чтобы не стоять в пробках.

— Спасибо.

— Не благодари заранее. Я еще ничего не сделал.

И чувствуется мне — не сделаешь. Еще и пошлешь грубо. Так что же — хоть позавтракаю за Андрюшин счет. Если выставить ему полный, то он до могилы меня кормить должен, но он может меня только в нее свести, сводя счеты. Неужели Лебедев такой мелочный? Ну не может мужик быть таким, не может, не должен. Было же в нем что-то хорошее. Было и сплыло? Но так ведь не бывает. Сидит глубоко — надо разбудить. Надо, но как?

Какие слова подобрать, чтобы убедить его помочь мне? Не с паспортом — с ним разберусь, хотя что уж там, пусть подсуетится, а с ребенком — с чужим и для чужого человека. Сумасшедшая Романна, но она всегда такой была — другая бы не выжила и без другой я не выжила бы тоже.

— Мам, у тебя все хорошо? — это спросила меня дочь, глядя на мою физиономию на экране.

— Плохо сплю. И мало. Я еще не привела себя в порядок.

И мысли до сих пор в разброд. Не время говорить с ребенком, но я не могла не принять входящий звонок.

— У тебя все хорошо? — решила увести разговор в безопасное и тупиковое русло.

Не будет отвечать — у нее все отлично, всегда… Так их научили отвечать на любой личный вопрос. А нас нет — мы всегда жалуемся друг другу на жизнь, и из-за этого у нас присутствует безумный разрыв поколений, отцы и дети — мы и они. Они — с другой планеты, из другого мира, с другими ценностями, точно не нашим молоком вскормленные.

— Все хорошо. Не переживай.

Кто б сомневался!

— Скажи, сколько денег ты потратила на сирот, и наш фонд пришлет тебе налоговую форму.

— Не надо, это лишнее.

— Нет, мама, так положено. Пришли форму и не выкидывай чеки. Надеюсь, ты их еще не выкинула?

Не выкинула — дурацкая привычка запихивать всю грязь в сумку. Осталась с девяностых, когда в городе в целях безопасности убрали все урны, а мусорить не позволяло воспитание. А этим что не позволяет воспитание? Говорить не как роботы, открывать чувства не только перед психологом? Я же мама, я не посторонняя тетка.

— Элис, эти дети не сироты. Мама у них жива, только лишена родительских прав.

— Мне не нужны эти подробности. Ты чеки не выкидывай.

— Они на русском.

— Да ну и что? Ты же ни разу не попадала под аудит налоговой, и у тебя в этом году доходов нет. Ты же безработная.

— Я еще пособие получаю, и я почти нашла работу. Меня пригласили в стартап.

— Поздравляю.

— Спасибо.

Да что же за разговор такой дурацкий с ребенком происходит?

— Я с твоим отцом вчера говорила.

— Меня это не интересует, — продолжила Элис тем же пустым тоном, в котором проходил весь наш разговор.

— Он приедет на Рождество. Мы все поедем в горы.

— Вы — это кто?

— Мы — это мы. Пожалуйста, Элис, не игнорируй семейные каникулы.

— Мы больше не семья. И я планирую работать в детском лагере, — добавила тут же, чтобы я рта не успела раскрыть.

Сунил, ну е-мое! Не мог разве подготовить дочь к своему отъезду по-человечески, а не через жопу, как расставание со мной.

— Я тут заметил, что мы давно не проводили выходные вдвоем, — начинал он издалека.

— Ну так давай куда-нибудь сходим? — была моя первая нормальная реакция.

— А, может, не надо? Может, это знак, что нам лучше отдыхается по одиночке?

— Возможно, — не заподозрила я ничего подозрительного.

А надо было — надо было дело с разводом изначально брать в свои руки. Его длительные командировки должны были стать для меня толчком к действиям — а я