* * *

Случившаяся в стране внезапная перестройка не затронула тонкие душевные струны коллег-стоматологов и поэтому поход к ним требовал по-прежнему героических усилий комсомольцев-первопроходцев. Болел зуб. Не знаю, какой негодяй придумал ему термин «зуб мудрости». От пульсирующего ядерного реактора, раздирающего половину физиономии и все мозги вот уже вторые сутки мудрее я точно не стал. Думалось и хотелось только одного – прекращения боли. Таблетки не действовали, народные средства тоже. Свалившись в непонятный дурман, во сне нечаянно клацнул зубами. От моего вопля проснулся, наверное, весь подъезд. Остаток ночи досыпал, закусив полотенце так, чтобы челюсти не смыкались.

Утром, подвывая от ужаса перед жужжанием бормашины, запахом эфира и стуком железяк по зубам, побрел сдаваться в стоматологическую поликлинику. Через некоторое время и пару консультаций стало ясно, что зуб надо убивать. Его хитровывернутую природу можно было одолеть только весьма серьезным оперативным вмешательством. «Пошли на дело» под общей анестезией. Что там происходило – я не в курсе. Тиопентал натрия внутривенно – это вам не кот чихнул! Вырубает качественно и надолго.

Жена, пришедшая меня в итоге разыскивать, рассказывала, что нашла меня в поликлинике по невнятным репликам из кабинета хирургии, слышным даже в коридоре. «Ты просыпаться будешь или нет! Вот сволочь! Глаза хоть открой!!! Вот гад какой! Наказание на мою голову!». Супруга подсказала вспотевшей медсестре-анестезистке проверенный алгоритм пробуждения. Спокойно, без крика произнести над ухом невменяемого, обдолбанного качественным наркозом пациента кодовую фразу: «Дима, у тебя вызов!» На проверку фраза оказалась шибче, чем последействие тиопентала. Встал. Пошел. «Куда?» – жена рулила, хитро прицепив мои руки к коляске с сыночком. Очнулся дома, с отвисшей слюнявой челюстью и еще больше разбухшей трусливой неприязнью к местной стоматологии. Некоторое время непроизвольно вздрагивал и холодел спиной при металлическом звяканье в эмалированной посуде.

* * *

«Трепещите обыватели! Индейцы в Городе! Чингачгук, Чингачгук улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг кора… Мля! Ну что ты вертишься, как блоха по собачьей спине? Как в перьях носиться – так гордый индеец, как занозы вытаскивать – так его невоспитанный мустанг!! Соответствуй, воин!»

Призывая в помощь духов индейских предков и их бессменного шефа – товарища Маниту, я размышлял над тактикой поведения с «настоящей» индейской стрелой с настоящими перьями и настоящим наконечником (расплющенным гвоздем). Меткая стрела, пущенная коварной рукой враждебного племени, удачно срикошетила от пустого детского черепа и, задрав кожу на лбу, прошла над бровями десятилетнего почитателя Фенимора Купера. Показ в кинотеатрах города очередного фильма из жизни Гойко Микича (если кто не знает – был такой в нашей прошлой жизни восхитительный югославский вождь), вызывал традиционно взлет детских травм боевого «индейского» происхождения.

Пациент было собрался оборонительно зареветь, но необходимой при этом мимике мешала деревянная шпилька во лбу, боевая раскраска мордахи гуашью и хищно свисающий ремень в отцовской руке. Индеец сурово слизывал сопли, всхлипывал и наматывал на пальцы бахрому на лампасах штанов. Наконец было принято ответственное решение, стрелу укоротили с обеих сторон и примотали остатки бинтиком к голове. Веселые покатушки на скорой с мигалкой до травмпункта подняли самооценку раненого воина и сгладили стресс и жуть от дальнейших процедур. Из машины на крыльце больницы «индеец» выходил с достоинством космонавта приземлившегося корабля.

* * *

В подъезде протер полой халата мгновенно запотевшие очки, повыкусывал из усов ледышки, отряхнул волчью шапку-ушанку. Подпрыгнул пару раз, выбивая снег из унтов. Подтянул ремешки под коленями. «Ну, чем порадуете, земляне?» Земляне нынче «радовали» однообразно. «Перелом луча в типичном месте», это на общепринятом языке означало: «шел, упал, очнулся – гипс». «Остеохондроз. Острый радикулярный приступ. Ишиалгия» – «прострел». «ИБС. ГБ II ст. Гипертонический криз» – «давление скакануло», ну и так далее… Скорость работы на вызове увеличилась. Зависнуть и взмокнуть означало поймать на выходе, как минимум, собственную «респираторку». Потому, невзирая на массивное зимнее облечение, крутились как белки. В сибирских квартирах традиционно было натоплено до истерики термометра и мороз был страшен только за пределами обросшей «шубой» инея подъездной двери. Вот заставьте меня сейчас побегать в том многослойном одеянии да с сумками в руках, да на верхние этажи без лифта! Сдохну сразу же.

На вызове, пока калякал разное в карте, два котенка наперегонки с детским восторгом бросались на мои унты. Желая победить неизвестное лохматое чудовище, полное восхитительных уличных запахов. Так и висели на унтах до самого порога, веселя всех окружающих.

При отходе с вызова был грамотно перехвачен суровой бабкой. Судя по повадкам в организации засады, бабка была в войну в партизанах или, как минимум, таскала «языков» для полковой разведки. Парой скупых жестов и минимумом слов меня перенаправили в заранее распахнутые двери. Экономя время, без лишних разговоров измерил артериальное давление, посчитал пульс, многозначительно подвигал бровями, выслушивая фонендоскопом клокотание и швырканье старого заслуженного миокарда. Пошевелил горку разноцветных таблетных коробочек на столе. Выслушал лаконичный доклад о соседке-сколопендре, сыне «на северах» и неожиданном хрусте в коленках при подъеме на четвертый этаж. Поделился парочкой народных рецептов. Одобрил назначенное в поликлинике лекарство. Поддержал политику партии в отношении братского народа Кубы. Бабка в восторге от успешно проведенной войсковой операции метнула на стол посуду с блинчиками, смородиновым вареньем и настоявшимся чаем. Возражения были встречены таким грозным сопением, что я понял, что понесу сейчас все гостинцы в зубах, а чай в баночке из-под варенья. Расслабился, сжевал пару блинчиков (замечательных, кстати!), запил крепким чаем и провожаемый самыми искренними пожеланиями здоровья и вообще отбыл в поля.

* * *

– Медик-16, помогите Медику-32. Вы где-то рядом. Увязли они в сугробе на Шамшурина, угол 1905-го… Выезд со двора. А «шишига» в разгоне. Тащит нашего с Ботсада.

И правда, плотно сели. И экипаж у него нынче дамский. Ни толкнуть, ни дернуть. Водители быстро спроворили буксировочный трос. Потянули. Без толку. Наша кибитка тоже не была вездеходом-тягачом. Отчаянно свистя колесами по отполированной наледи, поехала по дуге в сторону. Я уперся в заднюю стойку, пытаясь поймать рывок и толкнуть в такт. Рядом послышалось шумное сопение, изрядно сдобренное похмельным выхлопом. Внезапный помощник заорал куражливо и пьяно куда-то на сторону: «Эй, земеля, чо смотришь?! Помогай давай!…!?…?…!!!» С тротуара подскочили еще несколько мужичков, подбодренных неизвестным агитатором. Толкнули, нажали, и-и-и-эххх!

– Спасибо, мужики!

– Ехай-ехай, Айболит! Пипетку с клизмой не потеряй! Гы-гы-гы…

Поймал себя на том, что еду улыбаясь. Приятно, черт возьми! Приятно осознавать, что не пришлось одному корячиться. Что есть те, кто плечо подставит. Малость, а душу согрела..