— Так и он нам ничего не поведает, — сказал Копыто, шаря округлыми глазами, особенно выразителен был тот глаз, что нависал над провалом щеки. Его бурка была заляпана кровью.

— Так что, пан Гжегож Дембиньский?

— Нет, — ответил Копыто. — На кой ляд нам зверь. Не приведем же мы его вместо языка в замок к воеводам?

— А птиц возьмем?

— Отпусти! — велел Копыто.

И тут же клацнул крючок, и один за другим голуби начали взлетать в лесное дождящее небо. И странно было видеть этих нежно-белых птиц среди туманных крон.

Отряд медленно возвращался по песчаной дороге в замок. Николаус Вржосек покусывал ус, постукивал плеткой по луке седла, глядел исподлобья.

О том, что это и было его первое дело, он потом никому не рассказывал. Об этом деле он не хотел вспоминать.

Пан Григорий Плескачевский объяснил, что решило участь сих комедиантов, — а именно: кощунственные шутки в адрес Римской католической церкви и обнаруженные у жителей замка, смольнян, грамоты. Пану Плескачевскому удалось узнать, что это были за грамотки. Одно название говорит за себя: «Сказание на богомерзкую, на поганую латину, которые папы измыслили в их поганой вере», да еще одну грамотку времен осады Smolenscium’а, в которой всех зовут поревновать и подивиться великому граду, его стоянию к западу, большому терпению сидельцев, их стоянию за веру. И кончалась та последняя грамотка так: «Время пришло!» Ее пан Плескачевский помнил еще с тех пор, когда вместе с Сигизмундом стоял под градом. Потом их тщательно искали в захваченной крепости и жгли, а тех, кто прятал, — с них шкуру со спин спускали плетями из корявой, как железо, лосиной кожи. И вот — снова в ходу та же грамотка, да не старая, а вновь записанная. Допрашиваемые горожане на комедиантов не показывали, все говорили, что грамотки подброшенными нашли. Но ясно было, что скорее всего шуты и повинны. А не повинны в грамотках, так в своем паскудном скоморошестве повинны. Жаль, конечно, что паны из панцирной хоругви так перестарались и ни одного комедианта с собою не привели. Уж здесь каленым железом признание вытянули бы.

Услышав про голубей, пан Плескачевский вдруг поинтересовался черным голубем. Николаус ответил, что не помнит… как-то не заметил.

— Ладный то голубь был, ладный, — пробормотал пан Григорий задумчиво.

— …очнулся… гипс, — говорил Павел Косточкин, держа мобильник левой и рассматривая свою правую сбитую руку в зеленке. На лбу у него была большая ссадина, замазанная йодом. — Нет, шучу, все кости целы, а я уже в гостинице. Да… Не долго… Коварная башня. Лед на ступеньках. Как будто ухнул в какой-то провал. Самое интересное… что? Да, вот самое интересное… Господину Никону — хоть бы хны, ни царапины. Ни трещины. Правда, еще не пробовал фотографировать, так, осмотрел только… Надо подзарядить. Я сдуру забыл запасные аккумуляторы и зарядное устройство. Такого еще не бывало. Специально всегда все проверяю. А в этот раз… Этот аккумулятор так быстро сел! Да, я думал, в гостинице… что? В гостинице думал зарядить. Потому что дома не успевал, надо было уже на вокзал. А теперь… надо идти покупать зарядное устройство… Что? Домой?.. Да собираюсь, но… надо немного в себя прийти, Марин. Очухаться… Что, с папой на машине?.. О, нет. Много чести. Я просто куплю сегодня билет, да и поеду. А? Нет, надо бы еще, конечно… Да перестань, успокой свое медицинское сердце. Ну, ну… сотрясение небольшое, ушибы, ссадинки, ерунда. Могло бы ведь… и хуже, ногу, к примеру, или… или черепушку. Как я буду свадьбу снимать?.. Попрошу Алиску… на подхвате… Да ладно, обойдусь без нее. Не ревнуй! Она просто друг женского пола, и все. Вот надо зарядное… Так что… Еще не все объекты осмотрел. А?.. Нашел меня? Да есть тут… человек стены, так сказать, любитель испанского и большой нелюбитель польского… Художник, между прочим. Фамилия?.. Ну, это тебе не Никас Сафронов или Шилов. Погоди, что-то вылетело… Ну да! Ха-ха. Сама понимаешь. Нет, тебя-то я помню… И всех остальных, ага… Но… но такое впечатление, что и еще кого-то… Какие-то новые совершенно персонажи вторглись в сознание, вот что… Да шучу! Все о’кей. Ладно, ладно! Не переживай, вернусь, как с фронта, — и обниму. Охлопьев! Он меня и нашел. Мы с ним встретились в одной тут башне, он чего-то там осматривал… Потом в больничку приходил. Я там всего-то сутки и провел, мерзкое впечатление. Ладно! Да, да. Хорошо. Оплачивает?.. Кто? Клиент. А, ну этот… как его… Вадим. Он оплачивает три дня. Да, уже за мой счет пошли деньки, ты права. Сегодня отчалю. Ага. Пока! Целую.

Павел положил мобильник на тумбочку, промочил горло водой из графина, оглянулся. И вдруг спросил: а какого, в самом деле, черта он здесь делает? В этом унылом номере?.. Почему до сих пор здесь, а не в поезде, подходящем к Москве?

С минуту он размышлял об этом странном обстоятельстве. Потом достал блокнот, раскрыл его.

1. Камни судьбы

2. Глинка

3. Собор?

4. Мост

Список значимых мест для свадебной съемки. Взял шариковую ручку и старательно вывел:

5. Стена: а) башня Веселуха, б) башня Шеина

Тут он достал схему крепостной стены. Башни Шеина там не было. Что это вообще за башня? С чего он взял?

Косточкин потянулся за альбомом с фотографиями позапрошлого века в надежде отыскать ответ. Подложив под спину подушки, полулежа рассматривал листы. Да, альбом издан со вкусом… И тут он заметил… дырку. Что? Точно, на странице 15 были аккуратно вырезаны фотографии. Две или даже три. Что такое?..

Альбом вообще-то немного пострадал при падении, обложку перечеркнул темно-красный след — черкнуло кирпичом, — да посредине книга сильно распалась надвое, но не порвалась, переплет выдержал… А вот откуда взялось это?

Косточкин пялился на страницу с вырезанными фото. Не могли же эти фотографии выпорхнуть при падении? Нет, тут кто-то действовал скальпелем или ножом, ножницами. Кто? Когда? Зачем? Книгу ему позже принес в больницу Охлопьев. Художник рассказал, где живет. Хрущевка на краю оврага перед красной церковью, виденной со стены. Косточкин тут же начал собираться. Что за фокусы? Этот старикашка с длинными волосами сразу ему показался странным, да попросту придурковатым. Он осторожно вдел ушибленную руку в рукав полупальто, застегнул пуговицы, нахлобучил шапку итальянского почтальона. Сунул фолиант под мышку, оглянулся. Брать все вещи и по дороге на вокзал заехать к этому старику?

Он снова медитировал, как называла эти его погружения в момент Маринка.

Уезжать или нет?

Странный вопрос!.. Да, конечно. Хотя… Как там поет Макаревич? «Еще не все дорешено…» Ага. Он подключился к интернету, в гостинице был вай-фай, нашел расписание поездов, но тут же вспомнил, что прямо от железнодорожного вокзала Smolenscium’а отправляются через каждый час автобусы на Москву. Поэтому можно налегке сначала съездить к старику, потом вернуться сюда, забрать вещи и отправиться восвояси.