— Мы верим тебе, великий Гектор! — подхватил Анхафф. — Ты подтвердил свою славу.

— Я спрашиваю всех! — от волнения троянец говорил уже во всю силу своего мощного голоса. — Мы, я и Пентесилея, пойдём туда даже вдвоём, хотя это — верная гибель. Попробуем что-то придумать... Вас всех я отпущу, если вы захотите уйти, и никто вас не осудит.

— У нас есть дети, великий! — воскликнул какой-то воин из отряда колесничих бойцов. — Лучше лишить их возможности хранить наши мумии[33], чем заставить их стыдиться покрывшего нас позора. Ты хочешь, чтобы мы предали тебя после того, как ты нас всех спас? Нет уж! Мы пойдём с тобой.

— Мы пойдём с тобой, — твёрдо сказал Анхафф.

— Да это и обсуждать нечего! — пожал плечами Харемхеб. — Не хватало только, чтобы сыны Египта отступили, когда за их славу идут сражаться чужеземцы!

— Мы идём к крепости! Мы верим тебе!

Волна криков прокатилась по толпе, и Гектор понял, что услышал общий ответ. Никто из этих людей не захочет стать предателем в глазах остальных.

— Благодарю вас! — он перевёл дыхание. — Если так, слушайте меня. Мы отдохнём здесь до утра. Это нужно и для того, чтобы сбить врагов с толку — нас ведь ждут в крепости, думая, что мы придём туда, как в ловушку, поверив обману Тефиба. Пусть поймут, что мы не придём. А мы пока что снимем доспехи с убитых ливийцев, благо они закрывают не только тело, но и почти всё лицо так, что не узнать, кто под ними. Единственная возможность для нас — самим обмануть ливийцев в крепости. Только надо придумать, как отличать своих воинов от вражеских, чтобы не перебить друг друга.

— Очень просто, — предложил Харемхеб. — У нас у всех сеть платки. Сейчас они у каждого на шее. Можно их скрутить в жгуты и держать в руке. Когда войдём в ворота крепости, понадобится мгновение, чтобы надеть их через голову на шею.

— Отлично! — проговорил Гектор. — Платки видны сразу А ну-ка, давайте мне сюда Тефиба!

Когда предателя подвели к нему, Гектор проговорил уже не так громко, но так, чтобы слышал не только Тефиб, но и большинство египтян.

— Я не мшу обещать, что подарю тебе жизнь, потому что это не в моей власти. Но если ты сделаешь то, что я тебе прикажу, и поможешь нам неузнанными проникнуть в крепость, то вот моё слово: я дам тебе уйти в пустыню, и уже от тебя будет зависеть, выживешь ли ты, сумеешь ли дойти до своих приятелей-ливийцев либо скрыться в ближайшем оазисе, или тебя сожрут шакалы. Это — единственная твоя возможность выжить.

— Но тогда Мерикара заберёт в рабство моих сыновей! — чуть слышно проговорил изменник, не поднимая глаз на командующего.

— Если мы победим и я получу право о чём-то просить Великого Дома, я выкуплю их, потому что они не виноваты ни в твоём предательстве, ни в предательстве Мерикары, — твёрдо сказал Гектор. — В этом я тоже даю тебе слово, и я о нём не забуду. Ливийцы в крепости знают тебя в лицо, и только ты можешь уверить их, что идёшь с отрядом их соплеменников, уцелевших в битве с нами. Решай, или умрёшь немедленно. Я жду.

Тефиб поднял голову. По его грязному лицу текли слёзы.

— Я сделаю то, что ты прикажешь, великий! — прошептал он.

— Если так, то завтра мы выступаем! — произнёс Гектор уже спокойно и вновь взглянул на своих воинов: — Те, кто в силах, будут хоронить убитых. Я помогу вам. Начальникам сотен — назначить дежурных на ночь и выставить охрану.

Перед рассветом шакалы, всю ночь оглашавшие равнину воем и лаем, вдруг умолкли. Лишь некоторые порою подавали голос, будто торопили людей, своим присутствием мешавших им приступить к невиданному пиру: непогребённые тела ливийцев оставались в их власти, ибо египтянам едва удалось вырыть ямы и засыпать песком и камнями своих убитых, для погребения врагов уже не оставалось ни сил, ни времени.

Последняя стража встала при появлении утренней звезды, и караульные подкинули в костры побольше веток, чтобы изжарить для воинов по куску вяленого мяса. Его запасы подходили к концу, но Гектор приказал перед трудным походом накормить людей посытнее — им предстояло без передышки идти до полудня, чтобы затем, сделав короткий привал, ещё за два-три часа достичь крепости.

Среди пеших воинов нашлись трое, которые хорошо и правильно говорили на ливийском языке: у двоих матери были ливийки, третьему пришлось долгое время служить в той самой северной крепости и много общаться с ливийцами. Этим троим предстояло вслед за Тефибом окликнуть крепостную стражу и переговариваться с нею, пока будут открывать ворота.

— Но их наверняка насторожит, что с ними не говорит предводитель отряда, и что его вообще не видно, — заметила Пентесилея. — Придётся сказать, что он убит, а это вызовет лишнюю заминку.

— Им скажут, что он не убит, а ранен, и ему нужно быстрее оказать помощь, — Гектор вертел в руках кожаный доспех с колючими медными шишками, снятый с убитого вожака. — Этот громила был почти с меня ростом, и его наряд мне подойдёт. Двое воинов будут меня с двух сторон поддерживать, а я стану идти, шатаясь, точно из последних сил. Шлем бы надевать не надо, но лицом я ничуть не похож на этого варвара. Пускай думают, что мне уже и не до шлема...

— Но у него борода! — усмехнулась Пентесилея. — Где ты возьмёшь бороду?

— Обмотаю шею и всю нижнюю часть лица тряпкой. Только её нужно измазать кровью. Главное, чтобы они открыли ворота, а уж там... Фу, как воняют их доспехи! Как бы мне в них и на самом деле не потерять сознания... Что же, ливийцы никогда не моются?

— Они живут в пустыне, где очень мало воды, — заметила амазонка, тоже сморщившись, когда Гектор поднял кожаный панцирь к её лицу. — Впрочем, вряд ли грязь у них считается чем-то дурным...

Подошёл Харемхеб и доложил, что вскоре собирается поднимать воинов.

— Подожди, пока появится заря, — сказал Гектор. — Двинемся в путь с первыми лучами солнца. А как ты думаешь, сколько человек нам придётся отправить с пленными?

— Двадцати хватит, — ответил молодой военачальник.

— На двести человек пленников? Это не опасно? — усомнилась Пентесилея.

Харемхеб рассмеялся:

— Я ведь вчера говорил, и ты слышала это, что связывать рабов и пленных мы умеем не хуже, чем драться в бою. Никто из них не сумеет освободиться.

— Но до Мемфиса, по меньшей мере, десять дней пути, — воскликнул Гектор. — Что же, их за всё это время ни разу не развяжут?

Египтянин пожал плечами.

— А зачем? Мы вяжем так, что путы достаточно прочны, но при этом кровь не застаивается и руки не отмирают. Есть много различных способов. Кормить и поить их воины станут, тоже не развязывая. Конечно, пленным будет несладко, но никто не звал их на нас нападать!