— Главное — не торопиться, — шепнул ему Харри. — Не волнуйся, у нас есть время. Попробуй другие отмычки.

— Других у меня нет.

И Сунтхорн с улыбкой распахнул дверь в квартиру.

Харри не верил своим глазам. Может, Нхо вовсе и не шутил, когда рассказывал Харри, чем зарабатывал себе на жизнь Сунтхорн, прежде чем поступить на службу в полицию. Но даже если раньше Сунтхорн не нарушал закона, он сделал это сейчас, подумал Харри и, сняв ботинки, вошел в полутемную квартиру. Лиз объяснила им: для того, чтобы получить ордер на обыск, требуется разрешение прокурора, а это означает, что необходимо проинформировать начальника полиции. А это весьма проблематично, коль скоро тот уже назначил главным подозреваемым Йенса Брекке. Тут Харри заметил, что лично он местному начальнику полиции не подотчетен и все-таки погуляет вокруг квартиры Лёкена и поглядит, как там оно. Лиз поняла намек и заявила, что знать ничего не хочет о планах Харри. Но общество Сунтхорна ему не повредит.

— Спускайся вниз и жди в машине, — прошептал Харри Сунтхорну. — Если появится Лёкен, набери его номер с мобильника в машине и после трех гудков положи трубку, ясно?

Сунтхорн кивнул и удалился.

Убедившись, что окна квартиры не выходят на улицу, Харри зажег свет, нашел телефон и проверил, есть ли сигнал. Затем огляделся вокруг. Это была типичная холостяцкая квартира, лишенная всяких ненужных безделушек и уюта. Три голые стены, четвертая скрыта за стеллажом, который занимали стоящие и лежащие стопками книги и скромненький портативный телевизор. В центре комнаты, естественно, находился массивный деревянный стол на козлах вместо ножек, с лампой, какую можно увидеть на чертежных столах архитекторов.

В углу лежали две раскрытые сумки для фотоаппаратуры, к стене был прислонен штатив. Стол был усыпан бумажными обрезками, посередине виднелись ножницы, одни большие и одни маленькие.

Две камеры, «лейка» и «никон Ф-5» с телеобъективами, слепо уставились на Харри. Рядом с ними он заметил ночной бинокль. Харри видел такие прежде, израильская модель, они пару раз пользовались им для наблюдения. Батарейки усиливали все внешние источники света, так что можно было что-то разглядеть даже в непроглядной для невооруженного глаза тьме.

Следующая дверь вела в спальню. Постель была не заправлена, и он предположил, что Лёкен относится к тем немногим иностранцам в Бангкоке, у которых нет прислуги. Кстати, нанять прислугу стоило совсем недорого. Как Харри успел заметить, местные только рады, когда иностранцы таким образом обеспечивают занятость в стране.

За спальней находилась ванная.

Включив свет, он мгновенно понял, почему Лёкен обходится без прислуги.

Ванная использовалась как фотолаборатория, в ней пахло химикалиями, стены были увешаны черно-белыми снимками. На веревке над ванной сушились фотографии. На них был изображен человек в профиль, от груди до ног, и Харри понял, что не оконная рама мешает увидеть фигуру целиком, а то, что верхняя часть окна украшена затейливой мозаикой с мотивами лотоса и Будды.

Мальчишка, не старше десяти лет, делал минет, и это снималось таким крупным планом, что видны было глаза. Ничего не выражающий взгляд, отсутствующий, отрешенный. На нем была футболка с логотипом «Nike».

— Just do it,[31]— пробормотал Харри себе под нос. Он попытался представить, о чем думал этот мальчик.

Кроме футболки, на парнишке ничего не было. Харри подошел ближе к похабному снимку. Мужик положил одну руку на бедро, а другой обхватил голову мальчика. Харри пытался рассмотреть профиль мужчины сквозь витраж, но это было невозможно. Вдруг показалось, что тесная, вонючая ванная сжимается, развешанные по стенам снимки обступают, напирая со всех сторон. Поддавшись импульсу, Харри сорвал фотографии, то ли в бешенстве, то ли в отчаянии; в висках застучала кровь. В зеркале он увидел свое лицо, когда, пошатываясь, выходил из ванной с пачкой фотографий под мышкой. В комнате он плюхнулся на стул.

— Чертов дилетант! — выкрикнул он, отдышавшись.

Он ведет себя вразрез с первоначальным планом. У них ведь нет ордера на обыск, а потому было решено не оставлять следов, только оглядеться в квартире, а уж если что-то найдется, то вернуться потом с ордером.

Харри попытался найти точку на стене, сфокусировать на ней взгляд и убедить самого себя: он поступил правильно, ведь надо добыть конкретные доказательства и положить на стол этому упертому начальнику полиции. Если поторопиться, то можно сегодня же вечером предъявить факты прокурору и встретить Лёкена уже с документами на руках, когда тот вернется с ужина. Рассуждая так, Харри взял ночной бинокль, включил его и посмотрел в окно. Окно квартиры выходило на задний двор, и Харри невольно поискал там витражное стекло, но единственное, что он увидел, были белые стены, мерцающие в зеленоватой подсветке окуляров.

Харри взглянул на часы. Сообразил, что надо все-таки повесить снимки назад в ванную. Начальник полиции удовольствуется его словами. И в этот миг он замер.

Послышался какой-то звук. То есть он слышал множество звуков, но один лишь этот единственный выделялся из привычной какофонии уличного шума. Кроме того, он шел из прихожей. Это был звонкий щелчок. Масло и металл. Харри почувствовал сквознячок от открываемой входной двери и сперва подумал на Сунтхорна, поскольку вошедший постарался открыть дверь как можно тише. С того места, где находился Харри, входной двери видно не было, и он затаил дыхание, тогда как в его мозгу проносилось множество звуков. Один специалист по акустике рассказывал ему в Австралии, что мембрана человеческого уха может различить отдельный тон в миллионе разнообразных частот. И теперь он уже слышал не щелчок замка открываемой двери, а звук заряжаемого хорошо смазанного пистолета.

Харри стоял в глубине комнаты — живая мишень на фоне белых стен, а выключатель находился на противоположной стороне, у прихожей. Тогда он схватил со стола большие ножницы, наклонился и нащупал провод, идущий от лампы к розетке. Затем выдернул шнур и со всей силы ткнул ножницами в твердый пластик.

Из розетки вырвалось голубое пламя, сопровождаемое глухим хлопком. И наступила кромешная тьма.

Удар тока парализовал его руку, запахло горелым пластиком и металлом, и он, застонав, сполз по стене на пол.

Прислушавшись, он обнаружил, что различает только два звука: гул транспорта за окном и биение собственного сердца. Оно бухало так, будто он сидел на бешено летящем куда-то коне. Потом он услышал, как в прихожей кто-то осторожно сел на пол и снял ботинки. Ножницы все еще были зажаты в руке. Не зашевелилась ли тень? Понять невозможно, квартира погрузилась в темноту, не видно даже белых стен. Скрипнула дверь в спальню. Харри услышал, как неизвестный пытается включить в комнате свет, но замыкание вырубило электричество во всей квартире. Стало быть, незнакомец хорошо тут ориентируется. Однако Сунтхорн непременно позвонил бы, если бы это был Лёкен. А что, если… И перед его мысленным взором промелькнула картина: Сунтхорн сидит в машине, прислонясь головой к окну, и прямо за ухом у него крошечная дырочка.