Шептались двое, от меня правей;

Потом, подняв лицо, чтоб молвить слово,

10 Один сказал: "Дух, во плоти своей

Идущий к небу из земного края,

Скажи нам и смущение развей:

13 Откуда ты и кто ты, что такая

Тебе награда дивная дана,

Редчайшая, чем всякая иная?"

16 И я: "В Тоскане речка есть одна;

Сбегая с Фальтероны, вьется смело

И сотой милей не утолена.

19 С тех берегов принес я это тело;

Сказать мое вам имя – смысла нет,

Оно еще не много прозвенело".

22 И вопрошавший: "Если в твой ответ

Суждение мое проникнуть властно,

Ты говоришь об Арно". А сосед

25 Ему сказал: "Должно быть, не напрасно

Названья этой речки он избег,

Как будто до того оно ужасно".

28 И тот: "Что думал этот человек,

Не ведаю; но по заслугам надо,

Чтоб это имя сгинуло навек!

31 Вдоль всей реки, оттуда, где громада

Хребта, с которым разлучен Пелор,

Едва ль не толще остального ряда,

34 Дотуда, где опять в морской простор

Спешит вернуться то, что небо сушит,

А реки снова устремляют с гор,

37 Все доброе, как змея, каждый душит;

Места ли эти под наитьем зла,

Или дурной обычай правду рушит,

40 Но жалкая долина привела

Людей к такой утрате их природы,

Как если бы Цирцея их пасла.

43 Сперва среди дрянной свиной породы,

Что только желудей не жрет пока,

Она струит свои скупые воды;

46 Затем к дворняжкам держит путь река,

Задорным без какого-либо права,

И нос от них воротит свысока.

49 Спадая вниз и ширясь величаво,

Уже не псов находит, а волков

Проклятая несчастная канава.

52 И, наконец, меж темных омутов,

Она к таким лисицам попадает,

Что и хитрец пред ними бестолков.

55 К чему молчать? Пусть всякий мне внимает!

И этому полезно знать вперед

О том, что мне правдивый дух внушает.

58 Я вижу, как племянник твой идет

Охотой на волков и как их травит

На побережьях этих злобных вод.

61 Живое мясо на продажу ставит;

Как старый скот, ведет их на зарез;

Возглавит многих и себя бесславит.

64 Сыт кровью, покидает скорбный лес

Таким, чтоб он в былой красе и силе

Еще тысячелетье не воскрес".

67 Как тот, кому несчастье возвестили,

В смятении меняется с лица,

Откуда бы невзгоды ни грозили,

70 Так, выслушав пророчество слепца,

Второй, я увидал, поник в печали,

Когда слова воспринял до конца.

73 Речь этого и вид того рождали

Во мне желанье знать, как их зовут;

Мои слова как просьба прозвучали.

76 И тот же дух ответил мне и тут:

"Ты о себе мне не сказал ни звука,

А сам меня зовешь на этот труд!

79 Но раз ты взыскан богом, в чем порука

То, что ты здесь, отвечу, не тая.

Узнай: я Гвидо, прозванный Дель Дука.

82 Так завистью пылала кровь моя,

Что, если было хорошо другому,

Ты видел бы, как зеленею я.

85 И вот своих семян я жну солому.

О род людской, зачем тебя манит

Лишь то, куда нет доступа второму?

88 А вот Риньер, которым знаменит

Дом Кальболи, где в нисходящем ряде

Никто его достоинств не хранит.

91 И не его лишь кровь теперь в разладе, -

Меж По и Рено, морем и горой, -

С тем, что служило правде и отраде;

94 В пределах этих порослью густой

Теснятся ядовитые растенья,

И вырвать их нет силы никакой.

97 Где Лицио, где Гвидо ди Карпенья?

Пьер Траверсаро и Манарди где?

Увы, романцы, мерзость вырожденья!

100 Болонью Фабро не спасет в беде,

И не сыскать Фаэнце Бернардина,

Могучий ствол на скромной борозде!

103 Тосканец, слезы льет моя кручина,

Когда я Гвидо Прата вспомяну

И доблестного Д'Адзо, Уголина;

106 Тиньозо, шумной братьи старшину,

И Траверсари, живших в блеске славы,

И Анастаджи, громких в старину;

109 Дам, рыцарей, и войны, и забавы,

Во имя благородства и любви,

Там, где теперь такие злые нравы!

112 О Бреттиноро, больше не живи!

Ушел твой славный род, и с ним в опале

Все, у кого пылала честь в крови.

115 Нет, к счастью, сыновей в Баньякавале;

А Коньо – стыд, и Кастрокаро – стыд,

Плодящим графов, хуже, чем вначале.

118 Когда их демон будет в прах зарыт,

Не станет сыновей и у Пагани,

Но это славы их не обелит.

121 О Уголин де'Фантолин, заране

Твой дом себя от поношенья спас:

Никто не омрачит его преданий!

124 Но ты иди, тосканец; мне сейчас

Милей беседы – дать слезам излиться;

Так душу мне измучил мой рассказ!"

127 Мы знали – шаг наш должен доноситься

До этих душ; и, раз молчат они,

Мы на дорогу можем положиться.

130 И вдруг на нас, когда мы шли одни,

Нагрянул голос, мчавшийся вдоль кручи

Быстрей перуна в грозовые дни:

133 «Меня убьет, кто встретит!» – и, летучий,

Затих вдали, как затихает гром,

Прорвавшийся сквозь оболочку тучи.

136 Едва наш слух успел забыть о нем,

Раздался новый, словно повторенный

Удар грозы, бушующей кругом:

139 «Я тень Аглавры, в камень превращенной!»

И я, правей, а не вперед ступив,

К наставнику прижался, устрашенный.

142 Уже был воздух снова молчалив.

"Вот жесткая узда, – сказал Вергилий, -

Чтобы греховный сдерживать порыв.