– Вы полагаете, что эти вещи принадлежат убитой?

– У нас нет оснований это утверждать, сэр. Однако обстоятельства свидетельствуют в пользу такого вывода.

– Какие?

– Я не могу быть полностью уверена… но эти вещи могли принадлежать жертве. При обыске в других, выбранных наугад комнатах, ничего похожего обнаружено не было. Мы показали эти предметы компоненту 23900, нашему посреднику. Она утверждает, что их назначение ей неизвестно. – Помолчав, Бах добавила: – Полагаю, она лжет. Потому что смотрела на эти предметы с отвращением.

– Вы ее арестовали?

– Нет, сэр. Я не сочла это разумным. Она – наша единственная связь с барби. Уж какая ни есть.

Комиссар нахмурился и сплел пальцы.

– Продолжайте расследование, лейтенант Бах. Честно говоря, нам следует покончить с этим делом как можно скорее.

– Полностью с вами согласна, сэр.

– Возможно, вы меня не поняли. Нам нужно предъявить обвиняемого. И сделать это как можно скорее.

– Сэр, я делаю все, что в моих силах. Но если говорить откровенно, то я начинаю гадать, осталось ли еще нечто такое, что я могу сделать.

– Вы и сейчас меня не поняли.

Комиссар обвел взглядом кабинет. Эксперт и стенографистка уже ушли. Он остался наедине с Бах и Вейлом. Комиссар щелкнул клавишей на столе. Бах догадалась, что он выключает записывающее устройство.

– Пресса уже набирает обороты в этой истории. Нас начинают критиковать. С одной стороны, люди боятся этих барби. Им напомнили о случившемся полсотни лет назад убийстве и заключенном после него неофициальном соглашении. И оно им не очень-то нравится. С другой стороны, есть и либертарианцы, борцы за всяческие гражданские права. Они будут упорно защищать барби и связывать властям руки – просто из принципа. У правительства же нет ни малейшего желания расхлебывать эту кашу. И тут я их вряд ли могу обвинить.

Бах промолчала, и комиссар болезненно поморщился.

– Как вижу, придется все сказать открытым текстом. Мы арестовали подозреваемого.

– Вы имеете в виду компонент 1215, Сильвестра Кронхаузена?

– Нет. Я говорю о той барби, которую арестовали вы.

– Сэр, из записи совершенно четко следует, что она невиновна. Она просто оказалась рядом.

Сказав это, Бах ощутила, как заполыхали ее щеки. Проклятье, она ведь просто делала свою работу… как могла.

– А вы взгляните на это.

Комиссар нажал кнопку, запись включилась снова. Но качество ее стало гораздо хуже. Картинку припорошил «снег» помех, иногда на секунду-другую забивая изображение полностью. Имитация отказа камеры получилась замечательно. Бах опять увидела, как бежит через толпу – тут экран опять на секунду вспыхнул белым – и как вырубает ту самую барби. Наконец в кабинете опять стало светло.

– С экспертом я уже поговорил. Она промолчит. А вам – обоим – светит премия.

Комиссар перевел взгляд с Вейла на Бах.

– Я не могу пойти на такое, сэр.

Комиссар словно надкусил лимон.

– Я ведь не сказал, что мы сделаем это сегодня. Это лишь один из вариантов. Но я прошу рассмотреть и его, просто иметь в виду. Больше я ничего не скажу. Ведь они сами этого хотят. И предложили вам точно такую же сделку, когда вы приехали туда в первый раз. Мы получаем признание, закрываем дело, все тихо и спокойно. Арестованная у нас уже есть. Она только что сказала, что убила ее. Убила обеих. А теперь спросите себя – лжет ли она? В соответствии с ее же моральными ценностями? Она верит в то, что в убийствах есть и ее доля вины, а общество требует от нас назвать преступника. Так кому станет хуже, если мы пойдем на компромисс с барби и выпустим пар?

– Сэр, на такое я не пойду. Я принимала совсем другую присягу. Я клялась защищать невиновных, а она невиновна. Она единственная барби, про которую я точно знаю, что она невиновна.

Комиссар вздохнул:

– Бах, у вас есть четыре дня. А потом вы назовете мне альтернативу.

– Да, сэр. И если не смогу, то говорю прямо сейчас, что не стану мешать вашему плану. Но вам придется принять мою отставку.

* * *

Анна-Луиза Бах лежала в ванне, сунув под голову сложенное полотенце. Над ровной поверхностью воды виднелись лишь ее шея, соски и колени – темно-красные из-за щедро добавленной в воду ароматической соли. В зубах она сжимала длинную тонкую сигару, испускающую ленточку пахнущего лавандой дыма. Завиваясь, тот возносился к потолку, сливаясь с облаком пара.

Она высунула ногу и повернула краны, выпуская остывшую воду и добавляя горячей, пока с бровей не потек пот. Лейтенант отмокала в ванне уже несколько часов. Кончики ее пальцев напоминали миниатюрные стиральные доски.

Похоже, выбор у нее скудный. Барби оставались чужими и для нее, и для любого, кто мог бы продолжить расследование вместо нее. Они не желали ее помощи в раскрытии преступлений. Все старые правила и процедуры оказались бесполезны. Свидетели не значили ничего; не представлялось возможным ни отличить одного от другого, ни разделить их показания. Возможность совершить убийство? Она имелась у нескольких тысяч индивидуумов. Мотив абсолютно непонятен. Приметы убийцы имеются подробнейшие, и даже записи самих убийств. Обе бесполезны.

Оставался последний образ действий, способный принести результат. И в ванне она отмокала несколько часов как раз в надежде оценить, насколько важна для нее работа.

Черт, а какая еще профессия ей по душе?

Она быстро вылезла из ванны, обильно залив пол водой. Торопливо прошла в спальню, сдернула с кровати одеяло и шлепнула обнаженного мужчину по заднице.

– Подъем, Свенгали! – гаркнула она. – У тебя появился шанс поработать с моим носом.

* * *

Пока у нее еще работали глаза, она использовала каждую минуту, читая о стандартистах все, что сумела отыскать. Когда Атлас занялся ее глазами, информацию ей принялся нашептывать компьютер. Она запомнила почти всю «Книгу стандартов».

Десять часов хирургии, затем восемь часов в параличе на спине, пока тело проходило ускоренную регенерацию. И все эти восемь часов ее глаза считывали строки, проползающие по висящему на потолке экрану.

Три часа на тренировку, чтобы привыкнуть пользоваться укоротившимися руками и ногами. Еще час на сбор экипировки.

Выйдя из клиники Атласа, она решила, что сойдет за барби до тех пор, пока на ней остается одежда. Она не собиралась заходить настолько далеко.

* * *

Люди склонны забывать о ведущих на поверхность Луны шлюзах. Бах неоднократно использовала этот факт, чтобы оказаться в тех местах, где ее никто не ждал.

Она остановила взятый напрокат краулер возле шлюза и оставила его там же. Неуклюже перемещаясь в скафандре, Бах вошла в шлюз, прошла цикл герметизации и шагнула через внутреннюю дверь в техническое помещение Энитауна. Сунула скафандр в шкафчик, зашла в душевую, быстро осмотрела себя в зеркале, затянула мерную ленту, стягивающую в талии ее просторный белый комбинезон, и вышла в полутемный коридор.