люди. Если я сейчас что-то не предприму, диверсантку на клочки порвут прямо здесь, в коридоре! Она этого, безусловно, заслуживает, только у солдат может войти в привычку звереть и устраивать самосуд, где ни попадя.

— Тревога! Построиться на улице! — заорал я. — Всем посторонним покинуть территорию! Выполнять, сука!

Отупевшие от водки и шока мужики зашевелились разом, разбежавшись по камерам как крысы по норам. Проституток незамедлительно вывели за ворота. Мне было плевать, рассчитали их за оказанные услуги или нет. Кроме ненависти я к ним ничего не испытывал. Пусть радуются, что живы остались.

— Тащи её во двор! — приказал я солдату, всё ещё державшему Машку за волосы.

Он был по-прежнему не одет, а на улице мороз, но мне было всё равно.

Построились быстро. Перед строем на колени поставили диверсантку. Я велел солдату, что её волок, встать в строй к остальным, сам присел на корточки перед девушкой. Она дрожала от холода и страха, но ни одна капелька жалости не всколыхнулась во мне.

— Зачем ты это сделала, Машунь? — зачем-то спросил я, хотя мне было неинтересно.

Она не ответила. Просто посмотрела на меня пьяненько и снисходительно. Допросить бы её, узнать чё почём. Где гранату взяла? Сама придумала сепаров взорвать или заказ отработала? Как уходить собиралась после теракта?

Я бы не смог её пытать и другим бы не позволил, так что смысла в допросе не было никакого. Я понял, что больше ничего от неё не добьюсь, да и к чему это всё? Вздохнув, я поднялся на ноги.

— Властью данной мне самим собой, я приговариваю тебя к смерти!

— Я не хотела, Серёжа, — расплакалась Машка.

Для меня она уже не была моей бывшей девушкой. В один миг все эмоции по отношению к ней умерли. Перед глазами вспыхнуло улыбающееся лицо Димона, щурившегося на солнце, а потом картинка с его окровавленной головой, и меня понесло.

Это должен был сделать я. Я должен казнить эту суку, чтобы не было непоняток со стороны бойцов, чтобы они не считали меня слабаком или тряпкой. Обернувшись, я прочесал глазами строй в поисках того, у кого была винтовка. Стрелять из автомата было не с руки, а из пистолета не так зрелищно.

Дашка, о которой я забыл на некоторое время, тоже стояла в строю. Без бушлата и головного убора, как и я, вытаращив глаза на диверсантку, явно охреневая от происходящего.

Внезапно я разозлился и на неё. Хотела воевать, девочка-припевочка? Вот, смотри, сучка, как мы воюем с бабами!

— Даша, ко мне! Симаков, дай ей винтовку! — распорядился я.

Не задавая лишних вопросов, Дашка взяла оружие и неуклюже прошагала ко мне. У неё тряслись руки. Замёрзла или испугалась, ссыкуха?

— Исполняй приговор, Даша! — кивнул я на Машку.

Я ждал, что она сейчас сдрейфит и свалит отсюда на хрен, что это напрочь отобьёт у соплячки желание воевать, но Дашу мой приказ не смутил.

— В голову целиться или в сердце? Как правильно? — это всё, что она спросила.

— В голову!

Мне было похрен, как именно Дашка пристрелит приговорённую. Теперь я опасался, что она промажет, и казнь затянется надолго. Разводить цирк было ни к чему, поэтому я встал позади девчонки и помог ей прицелиться.

— Серёжа! — уже жалобней заскулила Машка, но я её уже не слушал.

— Не спеши! Дыши ровно и спускай курок, — горячо шептал я в ухо Дашке, прижимаясь пахом к её заднице.

Наступила абсолютная тишина. Я слышал только стук собственного сердца и сопение Дашки. У меня встал! Я испугался этого похлеще, чем того, что происходит.

Ситуация была не только страшной, но и абсурдной. Моя нынешняя баба казнит бывшую, а я на этом всём словил стояк? Как же это мерзко, чёрт побери!

Выстрел разорвал тишину, оглушив меня. Я подхватил Дашку, которую отбросило на меня отдачей от СВД. Она попала точно в цель! Вот и прекрасно!

— Гори в аду, сука! — со злостью выплюнул я, убедившись, что Машка мертва. — Кто ещё был с Алексеевым? — Переглянувшись, из строя вышло четверо. — Увезите отсюда диверсантку и повесьте её на столбе, на повороте к базе! А на её шее прикрепите табличку "северянка".

Если это был заказ от северян — вот им моя красочная ответочка!

— Есть!

— Остальным навести порядок в казарме и отбой! Больше никаких посторонних на территории! Я понятно объясняю?

— Так точно!

Дашка вернула винтовку Симакову, и я увёл её "домой". Стоило нам зайти в камеру, и она присосалась к бутылке с водкой. Мне снова захотелось выпить, поэтому я лёг на кровать и отвернулся к стенке.

Как же плохо...

Вся радость от моей власти и свободы испарилась. Я будто осиротел ещё раз. Димон был конченым мудаком и скотиной, но я любил его. Он был для меня больше, чем брат, ближе, чем все остальные бойцы. Он как будто придерживал мою руку, когда она была недостаточно тверда, придавал мне решимости и смелости. А теперь что? Я остался один-одинёшенек на этой ёбаной войне! Я почувствовал себя брошенным и обманутым!

Много раз я представлял, как погибнет Алексеев, но это всегда было как-то героически, в бою, как и подобает воину. А его прикончила шлюха...

— Вы её знали? Эту Машу?

— Нет, — буркнул я.

— Ясно, — вздохнула девчонка, поняв, что я не хочу сейчас разговаривать.

В следующую секунду послышались булькающие звуки и завоняло блевотой. Это Дашку выворачивало в унитаз. Пить надо меньше, сука! Я мысленно выругался и снова поднялся.

— Ты как вообще? — окликнул я стоявшую на коленях возле толчка девчонку.

— Нормально. В первый раз тоже такое было. Два дня тошнило.

Совесть не хило так кольнула меня в бочину. Я вынудил девчонку совершить ещё одно убийство, а теперь лежу, как мудак, горюю...