Что он делает, черт подери?! Кто тянул его за язык? Впрочем, слишком поздно — слово, как говорится, не воробей. Краем глаза Найалл заметил, как второй мужчина, до этой минуты сидевший молча, встал и неторопливо направился к барной стойке, — и машинально сжал кулаки, когда тот остановился в двух шагах от него. На лицо мужчины Найалл не смотрел — взгляд юноши намертво прилип к его башмакам. Судя по всему, дорогие, от-кутюр, когда-то любовно сшитые вручную и явно не знавшие ни дождя, ни снега, сейчас они выглядели изношенными, украшавшие их крохотные латунные подковки уныло позвякивали, точно старые ключи в кармане. Повязанный на шее галстук, пропотевший и засаленный, казался грязно-серым — хотя когда-то, вероятно, отливал роскошной синевой.

— Трое, говорите? — переспросил мужчина абсолютно безжизненным голосом, заставив Найалла оторваться от созерцания его туфель и повнимательнее взглянуть ему в лицо. Наверное, в молодости мужчина был красив — на вид ему казалось не больше тридцати пяти, но избороздившие лицо морщины делали его старше. Темные мешки под глазами выдавали в нем человека, которого жизнь, порядком попинав, вышвырнула на обочину, да так и оставила там… Что таилось в его взгляде, Найалл не мог угадать — жалкая полоска света, пробравшаяся в комнату через открытую дверь, исчезла, когда та захлопнулась. Колокольчик чуть слышно звякнул.

— Да, трое, — храбро соврал Найалл, стараясь не выдать себя. Мужчина за стойкой качнулся. Э-э-э, старик… похоже, дело плохо, промелькнуло в голове у Найалла. Волна адреналина разлилась по крови, ударила ему в голову — сейчас ему сам черт был не брат. — Не думаю, что они уже приехали. Они велели ждать их тут — сказали, что появятся к открытию.

— Да? Ну, выходит, повезло тебе, парень, потому как мы с прошлого вечера не закрывались, — проворчал бармен, поставив свежую пинту перед Найаллом. Вторую такую же кружку он подтолкнул в сторону мужчины с пустым взглядом.

— А как их зовут-то? — поинтересовался мужчина с засаленным галстуком, в голосе его неожиданно появились умоляющие нотки. Приоткрыв рот, он воззрился на Найалла с таким видом, будто вся его жизнь зависела от того, что тот скажет, — и это почему-то страшно напугало Найалла. Он уже мысленно прикидывал, кому первому лучше врезать, если парню за стойкой вздумается вытащить бейсбольную биту или что у них там принято держать на всякий случай. — Пожалуйста, — настаивал мужчина. — Видите ли… у меня тоже когда-то в городе были три знакомые девушки. — Голос его вдруг угас, и бедняга вновь тупо уставился на кружку. — Забавные коленца иной раз выкидывает жизнь. Да, забавные…

— Спокойно, Финбар, — вдруг с неожиданной мягкостью в голосе перебил мужчина за стойкой. А потом бросил на Найалла взгляд, которым ясно дал понять, что тип в потрепанных туфлях от Гуччи, может, и выглядит странно, но с головой у парня все в порядке. — Ты ведь спрашиваешь об этом у всех, кто заглядывает сюда. А этот юноша уже уходит, — добавил он, послав ошеломленному Найаллу еще одну белозубую голливудскую улыбку, заготовленную специально для тех идиотов, которые являются в город, не удосужившись даже придумать приличную байку.

— Спасибо за пиво, — кивнув, Найалл вскинул на плечо насквозь промокший рюкзак и двинулся к двери. Что-то в этом опустившемся мужике с засаленным галстуком показалось ему смутно знакомым… но память молчала. Чувствуя, как взгляды обоих мужчин буравят ему спину, Найалл прошел мимо пустой клетушки — и тут вдруг что-то вспыхнуло у него в мозгу. Только сейчас он сообразил, что Фиона с сестрами в свое время один раз сидели именно там, где еще пару минут назад мусолил окурок тип с потухшим взглядом — и было это в тот день, когда они ждали выступления Джима.

На этом озарения не закончились — едва оказавшись на узкой улочке, Найалл вдруг понял, кто на самом деле этот опустившийся тип. И мысленно дал себе пинка — за то, что не догадался об этом раньше.

Нет, сердце Финбара разбила не измена Фионы, а ее смерть. То, как она ушла из жизни, сломило его окончательно.

Между тем поверхность моря у самого берега посветлела и засверкала, как серебро, но Каслтаунбир не спешил просыпаться. Лицо боевика ИРА даже на расстоянии казалось таким же хмурым и неулыбчивым, как и прежде. Вывеску, бившуюся о машины на стоянке, наконец сорвало на землю, и порыв ветра, подхватив щит, потащил его к пристани, где жалобно дребезжали оставленные кем-то велосипеды. Найалл подставил лицо солнцу, встававшему из-за острова Беара, потом принялся карабкаться на покрытый мхом утес. Он уже подумывал о том, чтобы свернуть на ближайшую улочку, отыскать укромную скамейку да вздремнуть часок-другой, как вдруг увидел синюю патрульную машину, неторопливо двигавшуюся по улице. Сидевшая за рулем молодая женщина в форме опустила голову на грудь, уткнув подбородок в воротник. Внезапно Найалл вспомнил, что чуть раньше заметил на дороге щит. Что же там было написано? Что-то по-ирландски… кажется, гостиница.

Найалл чувствовал, что так толком и не пришел в себя после той бешеной гонки на мотоцикле. Город с любопытством провожал его подслеповатыми глазами окон. «Что я скажу, когда кому-то снова придет в голову спросить, что привело меня сюда?» — гадал Найалл. И с удивлением обнаружил, что сам не знает ответа на этот вопрос.

Женщина, нарезавшая толстыми ломтями лососину к завтраку, который собиралась подать постояльцам, выглянула в окно, чтобы полюбоваться рассветом, и машинально отложила в сторону нож.

Унылая фигура, вынырнув из-за угла, двинулась по дорожке к ее дому, за спиной у юноши болтался рюкзак. Лицо его показалось ей смутно знакомым. Женщина была уверена, что уже видела его на дороге пару часов назад — юноша устало брел в направлении города. Было еще довольно темно, но она хорошо разглядела костлявые плечи и выдающийся вперед подбородок, к тому же молодой человек заметно сутулился. Тогда она быстро забыла о нем, решив, что наверняка это один из обкуренных парней, которые съезжаются сюда со всего света, чтобы оттянуться под свою проклятую музыку, а потом, не в силах доползти до дому, сворачиваются клубочком среди ее розовых кустов.

Звякнул колокольчик у дверей — женщина, нахмурившись, обернулась. Проклятый бродяга торчал у нее под дверью — она хорошо видела через стеклянную, точно прихваченную морозцем дверь его темный силуэт — парень шаркал ногами по коврику. Точно, бездомный, возмутилась она.

Вся жизнь Лауры Кримминс прошла в современном доме на берегу океана, в той же самой разноуровневой квартире, где она когда-то появилась на свет. Это была крепко сбитая, мужеподобная особа неопределенного возраста, могучим плечам которой мог позавидовать иной мужчина. Белоснежные волосы ее, коротко постриженные, плотно прилегали к голове, словно серебристый шлем. Лаура обращалась со своими постояльцами как строгая, но заботливая мать — и в результате ни один из них ни разу не заметил, что у нее частенько глаза на мокром месте. Кларк, ее муж, умер уже много лет назад, когда ему едва исполнилось тридцать восемь, так что Лаура давно уже овладела искусством отвечать улыбкой на сочувственные взгляды других женщин, провожавшие ее, когда она шла вдоль полок супермаркета. Вытерев нож, она сунула его в карман и только тогда направилась к двери. Отец Мэллой наверняка назвал бы эту ситуацию «возможностью сделать доброе дело». В глубине души Лаура была согласна — действительно, почему нет? Однако если незнакомец ей не приглянется — а соседи в один голос утверждали, что для нее лицо все равно что открытая книга, — она мигом выдворит его за порог. После той истории с Джимом нужно смотреть в оба, кого впускаешь в дом.