Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Попрошу понятых осмотреть бумагу и подписать протокол.
Матвей написал протокол в салоне машины, понятые расписались. Раненого погрузили в машину и «скорая» уехала.
– Он будет жить? – спросила женщина.
– Он же должен быть вам безразличен. Сами заявили, что не знаете мужчину. Нехорошо-с!
– Не тебе меня упрекать, сатрап!
Женщина в мгновение превратилась в разъярённую фурию.
– Он как раз поступок совершил, как настоящий мужчина, вас остался прикрывать, отстреливался, давал вам время скрыться. А вы от него отреклись.
Дама разразилась ругательствами, причём такими, что не всякий пьяница или амбал знает.
– В тюрьме тебе самое место! – сказал Матвей. – Посажу-ка я тебя в камеру с уголовниками. Они тебя слегка научат, как себя вести.
Дама, как с цепи сорвалась.
– Ты… ты… подонок!
– Трибунал срок добавит за оскорбление при исполнении.
Утром Матвей с докладом к фон Коттену.
– Господин полковник, ваше поручение выполнено.
И подробно, о всех перипетиях, о перестрелке и ранении мужчины и аресте женщины.
– Даже не знаю, телефонировать мне о задержании Фирсова или самому идти к шефу жандармов.
– Может, сразу к товарищу министра?
– Через голову Герасимова? Нехорошо, непорядочно. Он должен первым узнать. Секретный отдел министерское подразделение, потому за прокол по подбору сотрудников целиком на них. Ох, полетят чьи-то головы!
– Может быть, стоило втихую убрать Фирсова?
– Уволить? Или…
– Думаю, или. Кто знает, нет ли у него в отделе сообщников?
Оба прекрасно понимали, что подразумевается под словом «или». Уничтожить предателя. Формально можно инсценировать побег и убийство при его попытке. Тогда и лицо Отдела сохранится, и начальство останется на своих местах. Конечно, купоны стричь будет фон Коттен. Но на службе в Охранном отделении, как и в любой секретной службе, бывают разные скользкие моменты. Ни Охранка, ни ОГПУ, НКВД, КГБ в белых перчатках не работали. Да и у зарубежных спецслужб методы не лучше.
– У Фирсова есть семья?
– Никак нет.
– А любовниц?
– Не могу знать. Так далеко не копали, времени не было и необходимости. Главное было – как можно скорее найти предателя.
Михаил Фридрихович походил по кабинету, раздумывая. Трибунал всё равно приговорит предателя к смертной казни. Правда, это будет по закону.
Предателя службы без всяких угрызений совести застрелит любой жандарм из Охранного отделения. Но ещё остаются раненый эсер и его подруга. С ними тогда что? Сейчас раненый в больнице и по выздоровлению, если повезёт выжить, можно его судить за покушение на жандармов. На что нарывался, то и получил. А женщина? От бумаги с записью она откажется, скажет – раненый попросил сохранить. С неё тогда взятки гладки. Адвокат будет настаивать на невиновности и суд срок не даст, отпустит. Однако жандармерия возьмёт её под негласный надзор. Не она первая, не она последняя. Не сейчас, так позже попадётся обязательно. Дама из тех, кто активно ищет себе приключения.
В общем, Матвей оставил на столе у начальника отработанное дело, фон Коттен попросил пока ничего не предпринимать до его указаний.
Пока фон Коттен был у шефа жандармов, Матвею телефонировали из больницы с известием, что доставленный ночью пациент скончался. Матвей вовсе не расстроился. Каждый получает в жизни по заслугам. Никто усопшего не заставлял вступать в партию эсеров, носить оружие, применять его против жандармов.
Фон Коттен вернулся часа через три, видимо – обсуждение ситуации было непростым. Никакому ведомству не хочется признавать, что проморгали предателя. Упущение крупное, выявись этот постыдный факт и многим грозило бы увольнение со службы, а то и трибунал. Матвей по довольному виду Михаила Фридриховича понял, что неприятность решили замять.
– При попытке к бегству? – первым спросил Матвей.
– Упаси Боже! Разве он был арестован? Прогуливался поздним вечером в тёмном переулке, где-нибудь на окраине, где велик шанс нарваться на подвыпивших люмпенов. Не захотел отдавать кошелёк, его и убили. Хорошо, что лицо не обезобразили, можно опознать.
– М-да, до чего обнаглели! Сотрудника убить! Но неувязка есть. Запись в журнале о принятии арестованного в следственную тюрьму.
Фон Коттен покачал головой.
– Журнал случайно сгорел сегодня. Масляный светильник опрокинулся, горящее масло разлилось.
– Бывает.
– Я уже распорядился выпустить из тюрьмы случайно задержанную на кладбище женщину. Оперативное дело вы не заводили, так что и возвращать нечего. Сами справитесь?
– С пролёткой только неувязка.
– В девять, как стемнеет, будет вам экипаж. Человек надёжнейший, если сами не сможете, он поможет.
– Я понял. Разрешите идти?
– Идите.
У себя в кабинете Матвей стал продумывать, как свершить месть, чтобы она выглядела максимально правдоподобно. Воспользоваться ножом? Фу, как-то недостойно офицера. Задушить удавкой? Случись суд, он приговорил бы Фирсова к повешению. Выстрелить? Шумновато получится, вдруг рядом случайные свидетели окажутся? Ядом бы отравить. Быстро, бесшумно, но только где его взять? Или инсценировать самоубийство? В шкафу есть несколько пистолетов, изъятых у революционеров. Ни по каким учётам они не проходят, полиция обнаружит рядом с убитым. Пожалуй, так лучше.
В кабинете переоделся в штатское, из того, что похуже. Вдруг брызги крови попадут? Так хоть не жалко будет. Выбрал «браунинг», проверил обойму. Несколько раз щёлкнул вхолостую, всё работает. Вставил обойму, загнал патрон в ствол, поставил «браунинг» на предохранитель.
До вечера время есть. Сначала на карте города присмотрел подходящее местечко. Есть такое. Но посмотрел на год выпуска карты – 1905 и решил проверить на месте. Всё же прошло пять лет, многое могло измениться. Вечером, в темноте, будет сложнее.
Выйдя на улицу, остановил первого же свободного извозчика, назвал адрес. Извозчик обернулся к пассажиру.
– Э, господин хороший, не ездили бы вы туда, гиблое место. Не ограбят, так побьют, а то и разденут.
– Так белый день!
– А ночью вообще голову отрезать могут, – стращал извозчик.
Адресочек был не очень далеко, но место мрачноватое. Набережная Обводного канала за Балтийским вокзалом. Тут уже промышленные предприятия, вечером и ночью только немногочисленная охрана. А сам канал впадает в реку Екатерингофку, отделяющую от города Гутуевский остров, практически незаселённый, неосвоенный. Если труп в воду упадёт, его может вынести в Финский залив, если раньше не пойдёт на дно рыбам на прокорм.