«Если немцы и были остановлены, то этого добились, пустив им кровь, – писал в своей книге «900 дней» американский журналист Г. Солсбери. – Сколько их было перебито в эти сентябрьские дни, никто никогда не подсчитает. У Урицка протекал ручей. Многие дни он был красен от крови немецких солдат… Остановила немцев железная воля Жукова? Он был страшен в эти дни сентября. Нельзя его назвать по-иному, нет другого слова…»

21 сентября 1941 года Сталиным была продиктована телеграмма в осаждаемый германской армией Ленинград. Адресована она была Г. К. Жукову, А. А. Жданову, А. А. Кузнецову и В. Н. Меркулову. Вождь приказывал не проявлять сентиментальности и применять оружие даже в тех случаях, когда немцы прикрываются мирными жителями.

УКАЗАНИЯ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО № 002204

Военному совету Ленинградского фронта о применении оружия против делегатов от немецких войск 21 сентября 1941 г. 04 ч 10 мин

Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают вперед своих войск делегатов от занятых ими районов – стариков, старух, женщин и детей – с просьбой к большевикам сдать Ленинград и установить мир. Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожить в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов.

Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Война неумолима, и она приносит поражение в первую очередь тем, кто проявил слабость и допустил колебания. Если кто-либо в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда.

Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами. Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были. Просьба довести до сведения командиров и комиссаров дивизий и полков, а также до Военного совета Балтфлота и командиров и комиссаров кораблей.

И. Сталин

Как пример жестокости самого Жукова часто приводится адресованная командующим армиями Ленинградского фронта и Балтийского флота шифрограмма № 4976 от 28 сентября: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны…»

Противники Жукова видят в этом доказательство готовности «маршала-людоеда» лично расстреливать грудных младенцев, а сторонники напоминают, в какой отчаянной обстановке диктовались подобные тексты.

В сентябре 1941 года из Ленинграда Жуков докладывал Шапошникову: «На Красногвардейском УР… части серьезно не дрались, так как противник, прорвавшись перелесками, обошел части с фланга и с тыла, и под воздействием обхода противника 3-я дивизия полностью разбежалась. 2-я дивизия разбежалась частично. И вот в эту зияющую дыру устремился противник. Части 42-й армии дерутся исключительно плохо… Думаю, в ближайшие дни наведем порядок и заставим драться как полагается».

Федюнинский, будучи 15 сентября назначен командующим 42-й армией, обнаружил, что в ней практически отсутствуют службы разведки, связи, снабжения. Штаба тоже не было – армия представляла собой слабо регулируемую толпу с оружием.

С 17 по 19 сентября патрулями в Ленинграде было задержано 4425 дезертиров.

22 сентября появилась Директива начальника штаба военно-морских сил Германии о «будущем города Петербурга».

Чтобы иметь ясность о мероприятиях военно-морского флота в случае захвата или сдачи Петербурга, начальником штаба военно-морских сил был поднят вопрос перед Верховным Главнокомандованием Вооруженных сил о дальнейших военных мерах против этого города… Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населенного пункта не представляет никакого интереса… Предполагается окружить город тесным кольцом и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей.

Владимир Карпов приводит в своей книге о Жукове воспоминания начальника инженерного управления Ленинградского фронта Бычевского: «Я положил карты и показал, что было сделано до начала прорыва под Красным Селом, Красногвардейском и Колпино, что имеется сейчас на пулковской позиции, что делается в городе, на Неве, на Карельском перешейке, где работают минеры и понтонеры.

Жуков слушал, не задавая вопросов… Потом – случайно или намеренно – его рука резко двинула карты, так, что листы упали со стола и разлетелись по полу, и он, ни слова не говоря, стал рассматривать большую схему обороны города, прикрепленную к стене.

– Что за танки оказались в районе Петрославянки? – неожиданно спросил он, опять обернувшись ко мне и глядя, как я складываю в папку сброшенные на пол карты. – Чего прячешь, дай-ка сюда! Чушь там какая-то…

– Это макеты танков, товарищ командующий, – показал я на карте условный знак ложной танковой группировки, которая бросилась ему в глаза. – Пятьдесят штук сделано в мастерской Мариинского театра. Немцы дважды их бомбили.

– Дважды! – насмешливо перебил Жуков. – И долго там держишь эти игрушки?

– Два дня.

– Дураков ищешь? Ждешь, когда немцы сбросят тоже деревяшку? Сегодня же ночью убрать оттуда! Сделать еще сто штук и завтра с утра поставить в двух местах за Средней Рогаткой. Здесь и здесь, – показал он карандашом.

– Мастерские театра не успеют за ночь сделать сто макетов, – неосторожно сказал я.

Жуков поднял голову и осмотрел меня сверху вниз и обратно.

– Не успеют – под суд пойдешь…»

Тот же Бычевский получил однажды нагоняй из-за недостаточно быстрого вывода войск на нужную позицию. Напутствие от Жукова звучало так: «Немедленно отправляйтесь и помните: если к девяти часам дивизия не будет на месте, расстреляю…»

В приемной командующего Бычевский столкнулся с генералом Федюнинским и тот спросил, что, мол, досталось? Обещал расстрелять, ответил начальник инженерного управления.

– Тебе еще повезло, – резюмировал Федюнинский. – Нас с членом Военного совета армии за то же самое Георгий Константинович повесить обещал…

54-я армия все еще медлила с ударом, способным прорвать блокадное кольцо. 20 сентября Сталин прислал Кулику новую телеграмму: «В эти два дня, 21-го и 22-го, надо пробить брешь во фронте противника и соединиться с ленинградцами, а потом уже будет поздно. Вы очень запоздали. Надо наверстать потерянное время. В противном случае, если вы еще будете запаздывать, немцы успеют превратить каждую деревню в крепость, и вам никогда уже не придется соединиться с ленинградцами».

Так и получилось. 29 сентября Кулик был снят с командования и 54-ю армию передали в подчинение Ленинградскому фронту. Жуков поставил во главе ее прилетевшего с ним генерала Хозина, который при этом оставался и начальником штаба фронта: не хватало не только солдат, но и командиров.