так и не начался. Он проспал до десяти часов глубоким сном, потом вскочил, не понимая, где находится, подставил ноющую голову под холодную воду, выпил у Розвиты двойной эспрессо и к одиннадцати вернулся сюда, чтобы сменить Эстер и Блазера. Комиссар сказал, что Феликсу не избежать последствий за свое поведение. Дескать, будь его воля, он бы как минимум отправил Феликса следить за дорожным движением на стройплощадке. Или еще лучше — в архив. Феликс был благодарен за то, что женщина на крыше уже несколько часов сидела смирно, не заставляя его что-либо предпринимать. И хотя ему было стыдно за свои мысли, но он втайне надеялся, что она продержится на крыше еще немного. Потому что, когда его смена закончится, придется вернуться домой и рассказать обо всем Моник. А пока он здесь, Моник не знает ничего ни об Игги, ни о пыли, ни о Ежевичном доме и все остается по-старому. Карола сидела у входа на перевернутом деревянном ящике и спала, прислонив голову к дверному косяку. Феликс не будил ее, ведь если он это сделает, придется звать Мануэлу и пытаться втянуть ее в разговор, хотя все и так знали, что это бесполезно. «Возможно, — думал Феликс, — она чувствует то же, что и я. Она боится того, что будет после, и тянет время». Феликс старался расслабить мышцы, подвигал челюстью, встряхнул руками, сделал глубокий вдох и продолжительный выдох. Не помогло. В животе тянуло, будто кто-то тащил его назад за веревку, а он изо всех сил сопротивлялся. «Игги и Моник, — думал Феликс, — эти двое тянут веревку, а я не хочу к ним поворачиваться, не хочу». Он проследил за облаком, которое сперва было похоже на голову утки, постепенно трансформировалось в подобие корабля и окончательно растворилось над трубой, за которую держалась женщина. Она ведь чей-то ребенок. Где пропадают ее родители? Почему не пришли защитить свою дочь? Феликс сглотнул, во рту было невыносимо сухо, он достал из кармана бутылочку и отхлебнул апельсинового сока. Неужели ей совсем не хочется в туалет? Он вспомнил вчерашний инцидент с раковиной и почувствовал, как загорелись щеки. Возможно, ее родители живут в Америке, или в Азии, или на каком-нибудь греческом острове. Феликс попытался сложить из осколков памяти пляж на Санторини, где всего раз был в детстве с родителями: светлый песок, крошечные обломки ракушек, каменный риф вдалеке на краю залива. Тут Мануэла Кюне встала и повернулась к нему. Она прошла пару шагов прямо к окну, скрестив руки на груди. Пляж растворился. Феликс не смел пошевелиться — рано. Еще несколько шагов — и он схватит ее за ногу, затащит в безопасность наконец-то. Ее колени были в кровавых мозолях, локти все исцарапаны, зеленый садовый комбинезон и светлые волосы окрасило в терракотовый цвет кирпичной пылью. Мануэла Кюне остановилась. Она не обращала внимания на Феликса, внезапно оглянулась через плечо, будто что-то услышала, повернулась и не спеша снова направилась к краю крыши. Она переставляла ноги медленно, словно ступая по грунтовой дороге. Спустившись до самого карниза, она просто пошла дальше вперед. Без колебаний, без оглядки. Феликс не успел окликнуть ее, осознать всю серьезность положения. Она шагнула в пропасть. Как перед этим ставила ноги на черепицу, она так же выставила ногу в пустоту. Феликс по-прежнему не шевелился. Его рука, которой он готовился схватить женщину, лежала на крыше, сжимаясь в кулак. Он не проронил ни слова.

Феликс не знал, сколько прошло времени, прежде чем он смог повернуть голову к Кароле, которая все еще безмятежно спала возле двери, прежде чем смог разжать кулак и понять, что все это время не мог дышать.

Тереза

Рыжеватый рассвет на пасмурном небе. Тереза проснулась раньше обычного от беспокойства, зуда за грудиной и покалывания в икрах. До того, как погасли уличные фонари, она сидела на деревянной скамье у магазина с чашкой кофе в руке, новой коробкой киндеров на коленях и канцелярским ножом. Уже в утренних сумерках она сняла брезент с овощей, написала ценники и отобрала гнилые плоды. Тереза провела пальцем вдоль ленты скотча на коробке. Вчера они продали почти все киндеры. При мысли о том, скольких детей она обделила за эти годы маленькими фигурками, ей стало немного стыдно. Она достала из кармана передника распечатанный список гостиниц Нью-Йорка. Сегодня Вернеру понадобится что-то ободряющее, ведь покупателей наверняка будет в разы меньше. В газетах и по телевизору подробно освещали ситуацию вокруг Нуну, может, парочка человек пройдет мимо, чтобы взглянуть своими глазами, чтобы потом говорить, мол, я там был. Но вчерашнего ажиотажа точно не стоит ждать. Тереза передвинула скамью за угол, чтобы видеть дом с Нуну на крыше. Бедняжка сидела, обессиленно прислонившись к трубе, а синий свет мигалок каждые пару секунд скользил по ее лицу. Долго она так не протянет, придется сдаться. Когда завыли сирены, она спрятала голову между коленями до тех пор, пока шум не стих. Вокруг трубы крыша была частично разобрана, в просветах виднелся желтый изоляционный материал и полимерная пленка. Внизу на площади двое молодых людей спали на раскладных стульях, прислонившись друг к другу. Родственники, друзья? Тереза задалась вопросом, кто бы провел так ночь, будь на крыше она. Несомненно, это был бы Вернер. Возможно, Розвита. А кто еще? Тереза потрясла головой, отгоняя эти мысли. Она вскрыла коробку. Один за другим она вынимала оттуда шоколадные яйца, клала их на кухонные весы, трясла, прислушивалась и в конце концов остановила выбор на пяти штуках, вернув остальные обратно в коробку. Отхлебнула кофе. Она никуда не торопилась. Бережно развернула первое яйцо и в самом деле обнаружила внутри бегемотика — второго пирата. Когда она взяла следующее яйцо, краем глаза заметила какое-то шевеление. Нуну встала. Тереза подняла голову. Нуну шла к окну, из которого торчала голова полицейского. Сделав несколько шагов, она остановилась и развернулась. Медленными шажками, на полусогнутых ногах она спускалась по покатой крыше все ближе к карнизу, устремив взгляд прямо перед собой; она поставила одну ногу на водосточный желоб, а второй наступила в пустоту; она падала, падала вниз ногами, прижав руки к телу, перевернулась в воздухе на спину, не издала ни звука, тихо и скрытно она падала с крыши, так что никто на площади и не заметил ее падения. Когда Нуну шагнула с крыши, Тереза раздавила в руке шоколадное яйцо. Она мельком посмотрела на смятый в кулаке шоколад, затем быстро вернула взгляд на площадь, где спасательная подушка вздулась по