А он:

– Ну читал когда-то.

Мы все упали, в переносном смысле, конечно. Когда-то?! И она удивилась:

– То есть?

– Ну читал в детстве.

– И что ты можешь нам сказать? О чём эта повесть?

Дима призадумался буквально на миг и сказал:

– О многом. О геноциде, о…

– Ну, ты хотя бы сюжет в двух словах расскажи, – тон у Тамары Ивановны был ехидный, как будто она заранее знала, что Дима не ответит.

Дима усмехнулся:

– Вторая мировая. Сталин за неспортивное поведение согнал чеченцев и в товарняках выслал к казахам. Кого выслал, а кто и попрятался и при случае жёстко мстил. Туда, в Чечню, отправляют детский дом, типа там для детей будет спокойнее. А среди них – два пацана, братья, по-моему, даже близнецы. Они то сбегают, то возвращаются. Потому что жизнь в приюте – ад. В очередной их побег чеченцы перебили всех и сожгли приют. Потом и одного из братьев убили. Зверски. Второму удалось спрятаться. Потом он вроде сдружился с чеченским пацаном, и вместе они уехали оттуда.

– Ну, ты, конечно…, но в принципе… – только и промямлила Тамара Ивановна. Потом, подумав, добавила. – Ну хорошо. А какая главная идея повести?

– Я же сказал – геноцид. Сталин уничтожал чеченов, чечены – русских. Вражда наций. А пострадали, как всегда, невиновные. Конкретно здесь – погибли дети.

– Садись, – Тамара Ивановна была заметно обескуражена и больше ничего у Димы не спрашивала. Оставшийся урок она рассказывала почти то же, но подробнее. Вот такой у меня Дима!

Зато с другими предметами – полный завал. Я решила помочь ему по алгебре и по английскому. Заодно и повод появился пригласить к себе в гости или самой к нему напроситься.

Всю следующую неделю я так и ходил с Таней. Предлог всё тот же – я её защищаю. Но мне и самому с ней было хорошо, даже школьные уроки не казались так уж в тягость. Мы болтали о том о сём. При мне она уже почти не зажималась, и я хоть услышал наконец-то, какой у неё смех. А это ведь тоже важно. Неудачный смех, ну, там, гогочущий, писклявый или хрюкающий – в общем, вариантов масса, – вполне может свести на нет первое приятное впечатление. Но у неё, к счастью, оказался смех мелодичный и нежный. Смеяться бы ей и смеяться таким смехом.

Хомячки её не трогали, по крайней мере, при мне. Но обстановка в классе была накалена. Думаю, выскочка вряд ли забудет Танин выход из-под печки и при первом удобном случае отомстит ей. И это меня серьёзно напрягало. Была бы эта Запевалова пацаном – вопросов бы никаких, а так…

– Надо с твоей подругой что-то делать, – сказал я Тане, кивнув в сторону выскочки.

Она взглянула испуганно:

– Что?

– Мочить, конечно. Да шучу. Не знаю. Не решил пока. Выпилить бы её из школы, но так, тихо-аккуратно, а то пускать всё на самотёк опасно. Для тебя.

Таня улыбнулась. Улыбка у неё тоже красивая, да…

Под конец четверти нам чуть не на каждом уроке заряжали контрольные и проверочные. Я бессовестно списывал у Тани, а если давали два варианта, то она успевала сделать и за себя, и за меня. Особенно насела на меня англичанка, потому что как-то так получилось, что её уроки я почти все прогулял. Но она оказалась понимающей. Пару ставить повременила. Дала на дом какой-то тест.

– Вот, Расходников, сделаешь перевод текста. Ответишь на вопросы. Там, ниже, смотри. И на обратной стороне ещё задания по грамматике. Выполнишь всё, будет тройка.

После школы мы пошли ко мне. И это была полностью инициатива Тани. Я ей признался, что мой английский застрял где-то на уровне start, restart, play on и game over. Ну и ещё по мелочи.

– Давай я сделаю твоё задание? Мне раз плюнуть. Честно! Только ко мне, наверное, не получится. У меня сегодня папа дома. Он… – Таня запнулась.

– Да понятно. Ну, можем и ко мне.

Пока Таня в моей комнате корпела над английским, я, как радушный хозяин, суетился на кухне. Заварил чай, нарезал батон, сыр, колбасу. Сунул в микроволновку бабкин фирменный пирог. Микроволновка тренькнула – готово. И в дверь тоже позвонили. Я решил, что вернулась бабка. Открыл без всякой задней мысли. Но это оказалась Анита. Я даже онемел, как удивился. Она бесцеремонно ввалилась в дом, пока я стоял и хлопал глазами.

– Ты что, так и будешь меня на пороге держать?

– Да я тебя вообще не ждал.

– А кого ты ждал? И потом, у меня к тебе важный разговор.

– Давай поговорим позже, сейчас я занят.

– А я не могу больше ждать и не хочу. Что вообще происходит? Восьмого марта ты не удосужился мне даже позвонить, с праздником поздравить! И это после всего, что между нами было!

Анита и так явилась практически в состоянии аффекта, да ещё и заводилась с пугающей скоростью. Мало ли чего она могла наговорить! Хотел выдворить её за порог и объясниться в подъезде, но тут из соседней квартиры народ вывалил на площадку перекурить. Фиг бы с ними, но вроде бабка с одним из них контачит. А ей эти опереточные страсти знать незачем.

– Ладно, идём на кухню.

Я плотно затворил дверь, в надежде, что Таня не услышит наши разборки.

– Ты мне объясни, что это значит! У нас всё было хорошо, просто замечательно. Потом началось – то одно, то другое. Больная бабушка – это вообще баян, а не отмазка. Теперь ещё и эта дебилка, которая вечно за тобой таскается. Или ты теперь с ней? Кстати, почему ты со мной не пошёл на дискотеку, а с ней пошёл? Почему заступался за неё, когда должен быть на стороне своей девушки? Почему с праздником меня не поздравил? Зачем тогда было извиняться, и что я неправильно поняла? Почему сбрасывал звонки и за всю неделю ни разу не позвонил? Я болела, а ты!

– Столько вопросов…

– Да, Дима, столько вопросов!

– Слушай, вот зачем весь этот разговор? Давай просто разбежимся и всё. Будем жить, как жили.

Анита задохнулась от негодования.

– Разбежимся и всё? Как жили? Ты вообще что себе думаешь? За кого ты меня принимаешь? Думаешь, можно вот так мной попользоваться и выбросить, как ненужную вещь?

Анита орала так, что наверняка её слышали и Таня, и народ на площадке, и жильцы соседних подъездов.

– Я поняла! Это всё из-за этой дуры. Ты изменился после того, как стал её пасти.

– Какой ещё дуры?

Вот зачем я переспросил?!

– Как же, как же. Помню. «Эта дура таскается за мной по пятам. Достала уже! Откроет рот и вылупится», – декламировала Анита якобы моим голосом. – Или как ты там ещё её называл? Салатница? Да, точно! Тупая салатница!

– Закрой рот!

– Ого! А чего это мы хамим? Я ведь только твои собственные слова повторяю. Забыл, как ты её сам обстёбывал? Или что, ты теперь и правда с ней? Серьёзно?