Спросите любого знакомого психиатра: сколько людей мнят себя кем-то вроде Иисуса, своими страданиями искупающим грехи и подлость близких. Таких немало.

Но есть и другие: гедонисты, прожигающие жизнь. Они, с их же слов, всегда на позитиве. Такие отказываются видеть коллапс мира, потому что он не вписывается в призму их радужного восприятия; так они утрачивают милосердие и сострадание. Они почитают себя кем-то вроде Будды только из-за того, что, как и он, отказались от всего мирского. Правда, в своём отказе они оказались весьма избирательны, так как выбросили из жизни понятия веры, семьи, родины, но оставили весь набор плотских страстей. Мания величия, помноженная на извечное служение плоти, мешает им заметить в мире что-то, кроме самих себя. Такие «фарисеи» ещё страшнее.

Я хочу искупить собственное грехопадение, но разве самоубийство не даст мне самые тяжкие муки на свете? Ведь душа самоубийцы будет вечно скитаться между мёртвыми и живыми, а, значит, у меня будет время подумать, появится возможность наконец-то осознать самого себя. Это честно: добровольно обречь себя на самые адские муки за то, что бессознательно, не думая, обрёк на муки других.

Никаких прощальных записок. Мои поступки — лучшие слова в истории.

Никаких прощальных звонков и сообщений. Все мои адресаты мертвы.

В моих руках нож. Вспоминаю маму. Вспоминаю Маргариту. Только перед смертью понимаешь, кого действительно любил. Я замахиваюсь.

Задержи дыхание. Приготовься к переходу на новый уровень.

Кусок колбасы падает на красную скатерть и скатывается на пол. Я поднимаю его, кладу на почерствевший хлеб и ем, медленно пережёвывая. Запиваю несвежим кефиром и откладываю нож на полку.

Это не чистилище — это по-прежнему моя квартира.

Слишком просто убить себя. Слишком нечестно. И слишком обыденно.

Жертвы не популярны в современном мире. Рейтинги собирают маньяки.

Те, кто расстреливал Чикатило, до сих пор с теплотой и почтением вспоминают о нём. Один с гордостью рассказывает, как сидел с ним в камере, когда пропало электричество; серийный убийца боялся темноты. Другой восхищается, каким умным и начитанным человеком был Чикатило.

Психолог, который заставил убийцу признаться во всех преступлениях, ныне читающий лекции о психологии маньяков по всему миру, поступил мудро. Он убедил Чикатило в его избранности, уникальности, вбил ему в голову, что он феномен, безумно интересный для науки. И тогда убийца стал говорить.

Как только Чикатило расстреляли, появились его новые, ненайденные жертвы. Сотни людей стала жертвами маньяка даже там, где он никогда и не был.

Чтобы попасть в новости, недостаточно просто убить себя. Надо прихватить кого-то с собой.

Возможно, поэтому я хочу пойти в полицию с повинной. Пойти и во всём сознаться. Рассказать об убитых, секте с вирусом, акциях русских фашистов. Может быть, тогда я попаду в криминальную хронику. Это веская причина.

Хотя, возможно, я слишком много игрался, так и не повзрослев. Слишком долго Данечка был маленьким мальчиком. Пора взрослеть, а взрослеем мы лишь тогда, когда на сердце появляется первый шрам ответственности.

Приговорённые к смерти люди в ночь перед казнью не могут уснуть. Они думают о своей жизни: детстве, юности, старении. Размышляют, миллиарды раз прокручивая одни и те же картинки. Напрягают память, смотря на прошлое взглядом, коим душа взирает на покинутое тело. Но что если ваша жизнь была лишь сном? И нет тех, в чьём сознании можно остаться навсегда?

Человек тратит на сон почти треть своей жизни. По сути, сон — это видоизменение. Там те же люди, те же места, те же события, но в другом свете, будто искажённые, доведённые до абсурда образы и мысли. И в своих снах мы занимаемся сексом, летаем на самолётах, сражаемся на дуэлях, но фактически не можем забеременеть, разбиться или пораниться. Мы обязательно просыпаемся целыми. Достаточно проснуться.

Тысячи женщин в разные времена утверждали, что забеременели во сне, от так называемого инкубуса. Аналогично тысячи мужчин занимались во сне сексом с суккубусом.

Науке известны сотни случаев, когда человек, которому снилось собственное повешение, на утро просыпается с синяком, что окольцовывает его шею, будто верёвка. Или, например, девушка, видевшая во сне, как разбивают бутылку в её влагалище, пробуждается с порезами и травмами половых органов.

Следовательно, события сновидений отражаются на физическом теле. По статистике, 34 % всех смертей происходит именно во сне. Учёные объясняют данный феномен излишней восприимчивостью сознания. По их версии, образы в сновидениях настолько сильны, что мозг посылает импульсы организму, внушая ему травму, полученную в сновидении, как реальную.

Доподлинно известно лишь то, что при бодрствовании кора головного мозга имеет биоритмы с более быстрой частотой, чем при сне.

Фрейдисты утверждают, что рождение ребёнка, выход из материнской утробы, есть его первая тяжёлая психическая травма.

Летаргия — комплексное понятие, включающее в себя разнообразные патологические состояния. Среди прочих кататонический ступор, встречающийся при некоторых видах психических расстройств, сопровождающийся понижением обмена веществ. Или истерический сон как следствие полученного шока. Ступор может длиться несколько десятков лет, а истерический сон, как правило, — не более 3 дней. При летаргии человек полностью осознаёт происходящее, но не может на него влиять. Он живёт в собственном сновидении.

Что если наша жизнь — своеобразный летаргический сон, в который каждый из нас попадает вследствие травмы рождения?

Фашисты уничтожали пациентов психиатрических клиник. По пути в газовую камеру или при угрозе расстрела пролежавшие без движения годы в летаргическом сне пациенты вставали, начинали двигаться, пытаясь избежать смерти, но как только опасность отступала, засыпали вновь.

Из летаргии выходят, как правило, после полученного сильного шока. Информации. События. Что если смерть есть тот самый шок, выводящий нас из летаргии, которую мы называем жизнью?

Я размышляю об этом, сидя на уличной скамье под звёздным небом. Рядом со мной откупоренная бутылка коньяка. Смотрю на застывший во тьме силуэт храма. Долгая, бессонная ночь. Тягучая, как жвачка, вытянутая изо рта.

Тяжело прийти с повинной в полицию. Ведь перемены — они не от хорошей жизни. Всё, что мы меняем, или нас меняет, — это ликвидация нынешних недостатков.

Всё время я повторял — почти каждый из нас так любит и лелеет собственную боль, так старательно пытается походить на Христа, но не в силах найти своего Иуду. И только сейчас, когда у меня нет ровным счётом ничего, я готов стать тем самым Иудой.

Дон Хуан учил, что «в жизни воина нет пустоты, всё наполнено до краёв». Пожалуй, я был идеальным антиподом воина.

Я думаю о себе. О том, что было. Вспоминаю детство. Маму. Школьные экзамены. Университет. Прокручиваю в памяти картинки, которые так дороги.