– Это может быть он?

Передо мной размытая фотография молодого оборванца. Дикий взгляд. Татуировка на шее. Тонкая и сухая кожа наркомана. Того самого, которому я сломала нос. От его вида мое сердце мгновенно замирает.

– Да, – отвечаю я, опять нервно сглатывая, – он.

– Это его нашли утром забитым до полусмерти, – говорит Эрнандес, хотя я это знаю и без нее. – Его зовут Рикардо Руис. Сокращенно Роки. Бездомный. Наркоман. Обычная грустная история. Наши ребята, патрулирующие парк, его хорошо знают. Они говорят, что он не из тех, кто станет нарываться на неприятности. Его интересуют только две вещи – где переночевать и где достать очередную дозу.

Я не отрываю взгляд от снимка. Теперь, когда я знаю как его зовут и кто он такой, мое сердце разрывается в груди от чувства вины и угрызений совести. Я не вспоминаю о страхе, охватившем меня в парке. Я не вспоминаю о выпавшем у него из кармана ноже, который подобрала Сэм. Все мысли сосредоточены только на одном: я его покалечила. Очень сильно. Так сильно, что он может никогда от этого не оправиться.

– Какой ужас, – с трудом выдавливаю я, – с ним все будет в порядке?

– Врачи говорят, еще рано делать прогнозы. Но его кто-то здорово отделал. Вы с мисс Бойд ночью ничего подозрительного не видели? Может, кто-то убегал? Или вел себя как-то сомнительно?

– Когда мы лишились сумочки, мы постарались уйти как можно скорее. Ничего такого не видели.

Я пожимаю плечами и, чтобы дополнить впечатление, хмурюсь, давая понять, что очень хочу помочь.

– Мне очень жаль, что я ничего больше не могу сказать.

– А когда я спрошу об этом мисс Стоун – простите, мисс Бойд – она подтвердит ваши слова?

– Конечно, – отвечаю я.

Во всяком случае, я на это надеюсь, хотя после минувшей ночи больше не уверена, что мы с Сэм выступаем на одной стороне.

– Я так понимаю, вы с ней близкие друзья, – говорит Эрнандес. – Вы пережили похожи трагедии. Как вас называют в газетах?

– Последние Девушки.

Я говорю это со злостью, со всем возможным презрением. Чтобы детектив Эрнандес знала: я не отношу себя к их числу. Что это осталось позади, хотя теперь мне и самой в это не очень верится.

– Да, именно. – Детектив улавливает гневные нотки в моем голосе и недовольно морщит нос. – Похоже, вам не по душе это прозвище.

– Терпеть его не могу, – говорю я, – хотя это все же лучше, чем именоваться жертвой.

– И как же вы хотели бы именоваться?

– Выжившие.

Эрнандес опять откидывается на стуле, явно впечатленная.

– Так вы с мисс Бойд друзья или нет?

– Да, – отвечаю я, – хорошо, когда рядом есть человек, близкий тебе по духу.

– Прекрасно вас понимаю. – Ее голос звучит искренне. Но вот в лице заметна толика напряжения.

– И вы говорите, она живет у вас?

– Да, на несколько дней.

– Стало быть, ее прежние столкновения с законом вас ничуть не беспокоят?

– Прежние столкновения с законом? – повторяю я, в который раз судорожно сглатывая. – Вы имеете в виду то, что случилось ночью несколько дней назад?

– Видимо, мисс Бойд не сочла нужным поставить вас об этом в известность, – говорит Эрнандес, сверяясь со своими записями. – Я тут навела о ней некоторые справки. Ничего особенно серьезного. Началось всего лет пять назад. Помимо задержания за нападение на полицейского за два дня до злополучного случая с Роки, четыре года назад она была арестована в Нью-Гемпшире за драку в пьяном виде, потом два года спустя по аналогичному обвинению в штате Мэн. Кроме того, она не заплатила штраф за превышение скорости в штате Индиана месяц назад.

Мир вокруг меня замирает. Резко, с визгом тормозит, заставляя все вокруг дернуться. Руки соскальзывают с коленей и хватаются за сиденье стула, будто я могу с него упасть.

Сэм была в Индиане.

Месяц назад.

Я натужно улыбаюсь, давая понять, что я вовсе не поражена, что все эти факты о Сэм мне хорошо известны. В действительности же в голове проносятся воспоминания, будто мелькающие страницы фотоальбома. Каждое воспоминание как фотография. Яркая. Живая. Наполненная деталями.

Я вижу письмо Лайзы в своем телефоне, сияющем во тьме льдисто-голубым светом.

Куинси, мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста, ответь на мое письмо.

Я вижу Джону Томпсона, с искаженным лицом хватающего меня за руку.

Это касается Саманты Бойд. Она вас обманывает.

Я слышу низкий, озабоченный голос Купа.

Мы не знаем, на что она способна.

Я вижу, как Сэм в парке прикрывает своей курткой мою окровавленную одежду, тащит меня к воде и смывает кровь с моих рук. Так ловко и решительно. Вижу, как она сгребает эту одежду в охапку, будто это для нее самое обычное дело.

Не волнуйся, все под контролем.

Я вижу, как она ругается, продираясь сквозь толпу журналистов на улице, совсем не опасаясь камер и не выказывая удивления, когда Джона говорит, что Лайзу убили. Ее лицо в свете фотовспышек становится совсем белым, приобретая тот же оттенок, что труп на столе в морге. Оно ничего не выражает. Ни печали, ни изумления.

Ничего.

– Мисс Карпентер?

В круговерти воспоминаний голос детектива едва слышен.

– С вами все в порядке?

– Да, все хорошо, – отвечаю я, – мне все это давно известно. Сэм никогда мне не лгала.

Это правда. По крайней мере, не говорила ничего такого, что можно с уверенностью назвать ложью. Но правды тоже не говорила. С момента своего приезда она об очень многом умалчивала.

Я не знаю, где она была.

Я не знаю, с кем она была.

Но самое главное, я не имею понятия, какие ужасные вещи она совершила.

22

В парк всем своим могучим напором вернулся холод, обдав ознобом точно так же, как обдает вода, когда впервые ныряешь в бассейн. В воздухе витает дух перемен, ощущение утекающего сквозь пальцы времени. Осень вступила в свои права.

Из-за погоды все передвигаются с какой-то маниакальной энергией – бегуны, велосипедисты и няньки, толкающие перед собой нелепого вида детские коляски. Все будто бы от чего-то убегают, хотя и в разные стороны. Муравьи, вынужденные спасаться от ноги, готовой вот-вот раздавить их жилище.

Тем не менее, я, стоя перед стеклянной стеной участка, воплощаю собой неподвижность. Сэм в кабинете у детектива Эрнандес, рассказывает, будем надеяться, ту же историю, которую поведала я. И хотя внешне складывается впечатление, что это состояние полного покоя меня вполне устраивает, на самом деле мне хочется только одного – бежать. Не то чтобы домой, просто подальше отсюда. Хочется добежать до моста Джорджа Вашингтона, а потом помчаться дальше. Через Нью-Джерси. Через Пенсильванию и Огайо. Раствориться в центральной части страны.