– Насчет притона – это точно? – напрягся участковый инспектор. – Мне никаких таких сигналов не поступало!

– Думается мне, что не станет Мишка врать. Ежели подтвердится – вместе покумекаем, что с энтим делать. А нет – так и не нужно тебе отвлекаться. Согласен?

Гаврилов посмотрел на часы, досадливо скривился:

– Незадача, Федор Кузьмич! Через десять минут у строителей обед начинается, самое время их для разговора выловить, чтобы прораба лишний раз не нервировать…

– Отлично!

– …А я как раз на это время народ для дачи письменных показаний вызвал! Один пойдешь?

– Пойду, чего не пойти? Ты мне только направление задай в ту сторону, где стройплощадка моего Колобокова была.

Стараясь раньше времени не глазеть на дом Катерины и Николая, Денисов, перешагивая лужицы и кучки строительного мусора, добрался до нужной площадки. Полностью законченный сруб здесь выглядел пока чужеродным – без оконных рам, наличников, крыльца, забора, ворот и прочих необходимых элементов, которые превращают некий сооружаемый объект в добротный жилой дом. Бывшая Мишкина бригада расположилась на солнышке, на бревнах. Колхозные строители питались в орсовской столовой[12], а шабашники свой обед приносили с собой: краюха свежего хлеба, яйца вкрутую, блестящие от подтаявшего жира кружочки полукопченой колбасы, шматочек сала с розовыми прожилками, литровая баночка молока или магазинный кефир. Некоторые бригады нанимали себе поварих из числа неработающих деревенских баб, и тогда можно было среди дня рассчитывать на горячий суп и кусок отварного мяса, но финансовые дела Мишкиных товарищей, похоже, серьезно пошатнулись, и участковый догадывался, кто был тому виной. Двое грызли сухари с таким остервенением, с каким голодная дворняга терзает найденную кость, еще двое задумчиво мусолили луковицы, склонившись над магнитной шахматной доской; пятый член бригады, худосочный парнишка с синими от щетины щеками, тихонько наигрывал на гитаре, напевал с едва уловимым акцентом, скорее, для себя, чем для слушателей:

…А моя людская участь —

Жить, борясь, любя и мучась,

Слыша горе, радость видя,

Жить, гордясь и ненавидя,

На планете жить суровой,

Плыть от бури к буре новой,

Быть всю жизнь седым мальчишкой…[13]

Денисов замер, дослушал до конца, покачал головой: «Ишь ты! Быть всю жизнь седым мальчишкой!» Что мог молоденький Аркаша с Кавказа знать о людской участи Иного? Он о ней даже не догадывался, но пел выразительно, с душой, и слова Денисову понравились. Иным исполнитель не был, а вот автор слов – как знать? Уж больно точным было попадание в эмоциональное состояние Светлого мага, в его мысленное описание собственной жизни, в его предощущение бури после минутной передышки…

– О-о-о, это опять по наши души! – вскинул вихрастую голову один из шахматистов. – Мы же Гаврилову уже все рассказали!

– Здравствуйте, товарищи строители! – нарочито бодрым голосом поприветствовал шабашников пожилой милиционер. – От имени и по поручению Михаила Колобокова желаю вам всяческих трудовых успехов!

– Ну и ему не хворать! – сверкнув золотым зубом, растянул губы в вежливой улыбке самый старший из рабочих – судя по Мишкиному описанию, бригадир Швец. – Натворил он что-то? Или на нас пожаловался?

– Что вы, что вы?! – потешно замахал руками Денисов. – Никаких жалоб, никаких нарушений! Просил он одному товарищу кое-что передать, а я его тут не вижу. А? Где мне Леньку вашего найти?

– Леньку? – в задумчивости нахмурил брови бригадир. – Это которого же Леньку?

– Да вот из вашей бригады который!

– Тю! Чего это Мишка его вспомнил? Он уж, почитай, дней десять как уехал! Аркаш, дней десять же?

– Это у которого молоток с наборной ручкой? Ну, да, примерно так.

– Да не-е! – встрял ивантеевский Витек. – Молоток у молдаванина был, а его Петром звали. Это Мишаня, верно, того в виду имет, что с чубчиком и в веснушках по всей роже!

– В веснушках точно не Ленькой звали! – отрезал Валерка, который за учетчицей Глашей теперь ухаживал. – Как угодно его звали, только не Ленькой!

– Ну, тогда я вапче не знай, об ком речь! – обиженно поджал губы Витек. – У нас в бригаде кто ишшо был? Этот, здоровый, в наколках – он вапче всего два дня отработал. Мишка его застал, что ли?

– Застал, наверно, только он обратно не Ленька был, а вовсе даже Василий Степаныч!

У Денисова голова пошла кругом.

– Стойте, братцы! – взмолился он. – Я по Мишкиному рассказу решил так, что Ленька энтот до вчерашнего дня работал!

Рабочие непонимающе переглянулись между собой.

– Вы извиняйте, товарищ лейтенант, но чего-то тут Мишаня напутал! – твердо выговорил Швец. – Если до вчерашнего дня, то с нами только он работал, а больше никого в бригаде не было. Может, в другой какой бригаде, у соседей?

– А в бараке вы все в одном живете? А с вами кто ишшо?

– Да никого больше! – пожал плечами Валерка. – Бригадир вообще комнату у учительши снимает, а в бараке мы вчетвером. Если с Мишкой считать, то пятеро было.

До милиционера наконец стало доходить, что случилось.

– Та-ак… – раздумчиво протянул он. – И в картишки вы теперь, значит, вчетвером режетесь.

– Да мы как-то больше в шахматы… – растерянно ответил Валерка, но легкая тень, отголосок, затухающая рябь воспоминания так явно пробежала по лицам строителей, что Денисов окончательно перестал сомневаться.

Вряд ли Ленька был сильным и опытным магом, раз занимался такой мелочовкой, как азартные игры. С другой стороны, память своих товарищей по бригаде он подчистил и подкорректировал довольно качественно – Денисов с ходу не смог обнаружить в сознании парней ни намека на образ того, кто еще накануне выигрывал у них в карты. Балбесы, наверное, извелись, пытаясь вспомнить, куда потратили все свои деньги, а виновника и след простыл. Можно ли было связать исчезновение Леньки с кражей материалов? Запросто! Уж больно подозрительное совпадение по времени. Впрочем, Ленька мог никуда и не исчезать – присоседился к другой бригаде, внушил другим строителям, что уже неделю-другую вместе с ними вкалывает…

– А кто здесь наймом занимается? – уточнил милиционер. – Колхозная контора или прораб?

– Аникеев, – подтвердил Швец. – Он вроде к Гаврилову перед обедом собирался. Письменные показания давать, что ли?

Попрощавшись, Денисов отправился в обратный путь, провожаемый недоуменными взглядами рабочих, облапошенных Темным Иным.

* * *

В коридорчике перед дверью участкового инспектора, на коричневой дерматиновой банкетке, с разной степенью удобства и в разном настроении расположились три человека. Одного из них, самого сердитого, Денисов определил как прораба Аникеева. Другой, душераздирающе несчастный, будто и не сидящий, а торчащий из самого краешка банкетки вбитым гвоздем, являлся, как нетрудно было догадаться, незадачливым сторожем. Кем был третий, растерянный и раздраженный поровну мужчина средних лет, милиционер с первого взгляда назвать не смог бы. К сторожу у Денисова вопросов не было – пусть их Гаврилов задает, ежели у него имеются. К Аникееву вопрос был единственный: помнит ли прораб недавно работавшего на одном из объектов молодого человека по имени Леонид, предположительно родом из села Загарино соседнего района? Издерганный прораб не столько ответил, сколько огрызнулся в том плане, что у него больше сотни строителей, которые регулярно приезжают-уезжают – где их всех упомнить? Не успел Денисов поинтересоваться, у кого хранятся документы о приеме на работу, как его потянул за рукав не определенный по внешнему виду третий: