Поскольку антисемитизм часто подогревается обвинениями евреев в том, что они сотрудничают с целью лишить неевреев их ресурсов, вопрос становится деликатным. Теории еврейского заговора разрослись до возмутительных масштабов, вплоть до откровенных фальсификаций. В 1921 году было доказано, что «Протоколы сионских мудрецов», которые предположительно рисуют программу мирового господства – это подделка, но антисемиты – начиная от Генри Форда до Адольфа Гитлера и арабских лидеров – все равно напечатали и распространили миллионы экземпляров книги (Cohn 1966; Prager and Telushkin 1983). Те, кто обвинял евреев в сотрудничестве лишь со своими и эксплуатации других групп, оправдывали и холокост в Германии, и бессчетное число других попыток уничтожить еврейскую религию путем убийств, принудительной ассимиляции и насильственных депортаций (Prager and Telushkin 1983; MacDonald 1994, 1998a).

Надеюсь, всем очевидно, что эти деяния достойны осуждения, хотя и ужасающе типичны для межгрупповых отношений в целом[47]. После Второй мировой войны психологи всеми силами стремились понять, почему люди так легко проникаются образом мыслей, при котором весь мир становится разделенным на «нас» и на «них», что и дало возможность для таких зверств, как холокост. Еврейский психолог Анри Тайфель, сам выживший в холокосте, находился во главе этого направления, ставшего известным как теория социальной идентичности (см. обзор теории: Abrams and Hogg 1990 и автобиографическое описание: Tajfel 1981, 1–2). Главный вывод этой теории заключался в том, что запустить в нормальных людях мышление «мы – они» чрезвычайно легко: семя геноцида скрыто в каждом из нас.

Теория социальной идентичности создавалась в духе оптимизма и в надежде на то, что наука может помочь улучшить природу человека – путь даже научные результаты часто отрезвляли. Теория многоуровневого отбора идеально дополняет теорию социальной идентичности и должна трактоваться в том же духе. Она подробно, с эволюционистских позиций, объясняет, почему в нормальных людях так легко пробудить мышление «мы – они». А кроме того, она раскрывает ошибочные линии в этической аргументации, из-за которых люди со спокойной душой совершают чудовищные поступки. Все это неприятные мысли – но мы должны столкнуться с ними лицом к лицу, чтобы найти практические решения, которые, в принципе, существуют. Одна из целей этой книги заключается в том, чтобы доказать, что культурная эволюция – непрерывный процесс, способный открыть подлинно новые решения, пусть даже они созданы на уже известном материале. Там, где дело касается эволюции, сам факт того, что нечто не происходило раньше, не особенно способен подтвердить, будто этого не случится в будущем. И вот в этом созидательном духе вернемся к вопросу об иудаизме.

Существует три причины, по которым можно предполагать, почему еврейские общины во времена рассеяния достигли более высокой степени сотрудничества «своих», нежели другие социальные группы, с которыми приходилось вести дела. Первая причина – строгость религии и степень изоляции, о которых я уже говорил. Вторая – степень генного родства, часто имеющая место внутри еврейских общин: родственный отбор давно признан мощнейшим механизмом эволюции альтруизма (Hamilton 1964, 1975). В главе 1 я объяснял, что родственный отбор – это род группового отбора, а этические системы обеспечивают групповой отбор иного рода, способный протекать среди людей, не связанных кровным родством[48]. А значит, социальные группы, куда входят люди, не только близкие генетически, но и объединенные посредством системы моральных норм, должны проявлять поистине сильное стремление помочь друг другу. Еврейские общины зачастую начинались с нескольких людей, причем близких родственников, поскольку поощрялись браки между дядями и племянницами, а также между двоюродными братьями и сестрами. Множество механизмов, используемых в религиях для поощрения братских отношений в группе, в случае иудаизма могло строиться на фундаменте генетической близости.

Третья причина, позволяющая предполагать сотрудничество внутри еврейских общин – групповой отбор. В главе 3 я предположил, что протестантская Реформация была процессом культурного группового отбора и представляла собой множество социальных экспериментов, из которых завершились успехом лишь немногие. Историю иудаизма можно истолковать даже более убедительно как процесс непрерывного группового отбора, культурного и даже генетического, когда еврейские общины, которым не удалось проявить солидарность, исчезали, а выжившим оставалось лишь создавать новые сообщества. Было бы странным, если бы трагические притеснения евреев за последние две тысячи лет не привели к форме отбора на уровне групп.

В теории нам следовало бы ожидать, что все, кто входит в еврейские общины, будут стремиться к самому тесному сотрудничеству – и это щедро подтверждается историческими свидетельствами. Давайте начнем с благих аспектов сотрудничества – как сделали это, когда говорили о кальвинизме. В истории еврейские общины прославились тем, что в них не было ни преступности, ни бедности, ни алкоголизма, ни других социальных проблем. Иудеи справедливо гордятся этими достоинствами, как и должно быть. Следующий отрывок взят из книги об антисемитизме, представленном с точки зрения евреев: