Недели две Оливия ожидала вестей от Андреа. Каждое утро проверяя почтовый ящик, она сознавала, что ждет открытки, старомодной, с написанными от руки словами: «Как было чудесно встретиться с вами, миссис Киттеридж. Пишите, не пропадайте!» Девочка могла найти ее адрес в интернете. Но открытка так и не пришла, и вскоре Оливия перестала ждать. Когда она увидела в газете сообщение о смерти Северина Лерё, она решила, что либо Андреа все еще в городе, либо, что вероятнее, приехала снова на похороны, которые, как было написано в газете, должны состояться в церкви Св. Иоанна. «А где же еще», – подумала Оливия, хотя и невольно передернула плечами: ох уж эти франко-канадские католики со своими обрядами. Что ж, прощай, Северин Лерё.

* * *

Для перелета в Осло Джек купил им два билета в бизнес-класс. Оливия разъярилась:

– Я не летаю бизнес-классом.

– Ты вообще никуда не летаешь, – рассмеялся Джек, чем разозлил Оливию еще больше.

– Я не полечу бизнес-классом, – уперлась она. – Это непристойно.

– Непристойно? – Сидя за кухонным столом, он явно развлекался, глядя на Оливию. – Обожаю непристойности. – Оливия не ответила, и Джек сказал: – Знаешь, Оливия, ты сноб.

– Я прямая противоположность снобу.

Джек долго смеялся:

– По-твоему, сноб наизнанку – уже не сноб? Ты сноб, Оливия. – Он подался вперед: – Кончай, ради всего святого. Мне семьдесят восемь лет, у меня есть деньги, у тебя есть деньги – и да, у меня денег побольше, чем у тебя, – и если не сейчас, то когда?

– Никогда, – отрезала Оливия.

И полетела эконом-классом, тогда как Джек сидел впереди в бизнес-классе. Она не верила, что он способен на такое, и зря не верила. «До скорого», – помахал ей Джек, предоставив Оливии самой искать свое место, оно оказалось прямо за перегородкой между салонами. Она сидела у прохода рядом с толстым мужчиной – Оливия и сама была не худенькой, – а у окна устроилась подруга этого мужчины, азиатка лет двадцати, хотя с азиатками никогда не знаешь, сколько им лет. Оливия успела возненавидеть обоих еще до того, как самолет взлетел. Она чуть не заплакала, когда стюардесса отобрала у нее сумку и положила на верхнюю багажную полку.

– Мне нужна моя сумка, – сказала Оливия, и стюардесса ответила, что она сможет забрать сумку, как только они наберут высоту.

Толстяк постоянно поворачивался к своей подружке, утыкаясь толстым задом в подлокотник Оливии. Их разговоры Оливия слышала урывками, но скоро поняла, что этот мужчина из тех, кто наезжает на своих женщин по любому поводу.

– Вот что тебе нужно слушать, – настойчиво поучал он, имея в виду ее низкопробные музыкальные пристрастия.

А потом он что-то шепнул своей подружке, и она слегка наклонилась вперед, чтобы взглянуть на Оливию. Они ее обсуждали! Ее, старую женщину с поджатыми коленями, поскольку вытянуть ноги не было никакой возможности, – с какой стати, скажите на милость, им понадобилось судачить о ней? Азиатка дернула плечом, и Оливия услышала, как она сказала: «Ну, это ее жизнь». Чья жизнь? Что эта девушка понимала в жизни Оливии? И до чего же было тесно, ее словно приковали к креслу, и за все время полета она не сомкнула глаз. В какой-то момент из-за шторы, разделявшей салоны, появился Джек:

– Привет, Оливия! Как самочувствие?

– Мне нужна моя сумка, – сказала Оливия. – Будь любезен, достань ее.

Он достал сумку с верхней багажной полки, положил ей на колени и шепнул на ухо:

– Ну-ну, не надо расстраиваться, маленькая мисс.

– Убирайся, Джек, – процедила Оливия. И заметила, что толстяк наблюдает за ней. Она закрыла глаза и больше их не открывала; а самолет все летел и летел.

Но когда они проходили таможенный контроль, Джек был мил и заботлив:

– Давай поедем в отель, и ты там поспишь. – И пока они стояли в очереди, он глаз с нее не спускал.

В отеле Оливия заснула мгновенно, а на следующий день они взошли на борт судна.

Но дня через два-три Джек заскучал; Оливия страшно разволновалась – и испугалась. Она решила, что он тоскует по своей жене (хотя его женой была она). Оливия подумала, что абсолютно не годится ему в жены. Наконец она сказала:

– Джек, наверное, я тебе совсем не подхожу…

Он с удивлением посмотрел на нее, и удивление звучало в его голосе, когда он сказал:

– Оливия, для меня ты – идеальная жена. Честное слово. – Он улыбнулся и взял ее за руку. – Просто я хочу домой. Вся эта проклятая красота… – он кивнул на иллюминатор в их каюте, – вгоняет меня в тоску по побережью штата Мэн.

– Я тоже скучаю по побережью Мэна, – призналась Оливия.

Оба почувствовали облегчение. И потом прекрасно проводили время.

В последний вечер на корабле Джек сказал:

– Кстати, Оливия, я купил тебе билет в бизнес-класс на обратный путь. Надеюсь, ты не возражаешь. – И подмигнул.

На обратном пути она нарадоваться не могла. Отдельное кресло с откидывающейся спинкой. Она чувствовала себя космонавтом в уютном маленьком отсеке. Ей выдали пакет с носками, маской и зубной щеткой – в ее личное пользование! Она съела сэндвич с ростбифом и мороженое на десерт и все поглядывала на Джека через проход.

Он послал ей воздушный поцелуй:

– А теперь не отвлекай меня. – И выпил бокал вина.

* * *

На второй неделе октября Оливия отправилась стричься к Джанис Такер, работавшей на дому. Оливия всегда приходила рано, в восемь утра, и была первой клиенткой, и когда она уселась в кресло, Джанис, закутав ее в пластиковый фартук, сказала:

– Говорят, вы завтракали с Андреа Лерё.

– Да, – ответила Оливия. – Было дело.

– Тогда, должно быть, вы расстроены из-за этого несчастного случая.

– Вы о чем? – Оливия повернула голову к парикмахерше.

– О том, что прочла во вчерашней газете. Я думала, вы знаете. Погодите, сейчас покажу. – Джанис выбежала в прихожую и покопалась в стопке газет, предназначенных для клиентов, чтобы они не скучали в ожидании. Она вернулась с газетой: – Вот, смотрите. Ой, Оливия, я думала, вы знаете.

Некрупный заголовок гласил: «Бывшая поэт-лауреат сбита автобусом, ее жизнь вне опасности». Ниже маленькая заметка с известием о том, что Андреа Лерё была сбита автобусом на улице в Бостоне, «имеют место переломы костей таза и повреждения внутренних органов; состояние пациентки стабильное, врачи прогнозируют полное выздоровление».

Оливия ощутила, как ее рот наполняется слюной. Положила газету на полку с парикмахерскими инструментами и, не сказав ни слова, откинулась на спинку кресла, и Джанис принялась стричь ее маленькими ножницами.

– Печальная история, правда? – сказала Джанис, и Оливия кивнула.

Она чувствовала себя ужасно. И пока Джанет плавными движениями срезала волосы, Оливии становилось все хуже и хуже. Затем, сообразив, что нет ни Джека, ни Генри – ее первого мужа, – кому она, вернувшись домой, могла бы рассказать об этом, Оливия выпалила: