Тем временем на сивашских перешейках продолжались бои. Яков Александрович Слащев продолжал успешно громить наступавшие красные части, пока, наконец, к 8 марта 1920 года две советские армии, сведенные в ударную группировку, не взяли Перекоп и продвинулись до местечка Юшунь. Здесь-то они и были наголову разгромлены контрударом слащевского корпуса и, отступая, бросили даже свои исходные позиции.

17 февраля 1920 года, незадолго до описываемых выше событий, 1-я Конная армия Буденного атаковала и заняла станцию Торговая, легко выбив почти не сопротивлявшиеся войска генерала Крыжановского. Части генерал-лейтенанта Александра Александровича Павлова, которые должны были противостоять частям Буденного, расквартированным в Торговой, двигались маршем вдоль реки Маныч, встречались с кавалерийскими дивизиями красных, разбивали их, и продолжали движение. Холода усиливались, в пустынной степи не встречались селения, а те зимовники, мимо которых проходили части, не вмещали в себя всех желающих отогреться. Более половины состава Павлова оказались отставшими или обмороженными. При появлении его передовых отрядов в Торговой буденовцы бросились убегать, но, увидев, что перед ними небоеспособные и замерзшие люди, организовались и ударом контратаки выбросили казаков в степь. Торговая снова оказалась в руках буденновцев, которые заняли в ней оборону по периметру, стараясь не допускать казаков в ее пределы пулеметным огнем. Атака казаков Павлова захлебнулась. Отойдя, всадники спешивались и пытались развести костры в открытом поле, становясь мишенью для буденновских пулеметчиков. Наутро, ужаснувшись, во что превратился его корпус, Павлов спешным порядком повел его в отступление на станицу Егорлыкскую. Свыше 5 тысяч человек было потеряно убитыми и обмороженными лишь в ходе одного только рейда.

Спустя еще день конница Буденного отправилась в преследование отступавших казаков Павлова, но атаковать его не решалась, остановившись всего в нескольких верстах около арьергардов корпуса. Силы атаковать красных не было и у казаков Павлова. От Егорлыкской Павлов повернул на Белую Глину, но внезапная оттепель снова спутала карты его продвижения, вынуждая его войска из-за непролазной грязи двигаться в колонну по три, растянувшись на многие версты. Первая же атака Буденного смешала ряды павловцев, парализовав движение, и заставила в спешном порядке отходить прочь, оставляя обозы и артиллерию, увязшими в грязи. Во след им устремилась кавалерия Буденного. Прибыв в Егорлыкскую, потрепанные части Павлова были усилены Терско-Кубанской дивизией и добровольческой кавалерийской бригадой генерал-лейтенанта Ивана Гавриловича Барбовича, а также 2-м Донским корпусом. Основные силы Буденного были направлены на корпус генерала Крыжановского, отступившего к станции Белая Глина. Подчиненные Крыжановскому кубанцы сдавались или просто дезертировали. Фронт был прорван буденновцами, и остатки корпуса перестали существовать. Генерал Крыжановский покончил жизнь, выстрелив себе в висок.

26 февраля 1920 года Буденный двинулся на Егорлыкскую, где началось грандиозное кавалерийского сражение, продолжавшееся весь световой день. Ночью белые и Буденный были вынуждены отойти, а прибывшие 8-я и 9-я советские армии по приказу Тухачевского перешли в наступление на части генерала Сидорина. После того как большевистские армии переправились через Маныч и Дон, они легко отбросили ослабленные после вчерашнего сражения донские войска и начали теснить их к югу. Добровольцы, поставленные в низовьях Дона, продолжали стойко отбивать все атаки. Генерал Сидорин был вынужден отдать приказ донцам отступить на линию реки Кагальник, однако закрепиться там им не удалось и они продолжали пятиться, отступая под ударами советских армий. Части 11-й советской армии взяли Ставрополь 2 марта 1920 года, а другая группировка советских войск вышла в район Минеральных Вод, выйдя от Св. Креста. Северокавказские подразделения генерала Эрдели оказались отрезанными от остальных армий ВСЮР. Фронт обороны белых был разрушен.

17 марта 1920 года, после оставления Екатеринодара, вышел приказ Деникина об отводе всех войск за Кубань и Лабу и об уничтожении всех переправ. Ставка Деникина переехала в Новороссийск, запруженный беженцами, дезертирами и всякого рода тыловиками, пытавшимися отсидеться здесь от войны. В штабе Деникина началось обсуждение возможной эвакуации Новороссийска морем, однако доклады морских чинов и служащих порта нарисовали перед Главнокомандующим безотрадную картину того, что эвакуировать всех желающих через новороссийский порт не удастся. Не хватало времени, чтобы планомерно организовать погрузку воинских частей без того, чтобы не бросить артиллерию, гужевой транспорт и имущество ВСЮР. Было принято решение о начале эвакуации в Новороссийску а прибывающие с фронтов войска отводить на Таманский полуостров, удобный для обороны силами флотской артиллерии в случае, если противник будет преследовать отступавших. Флотилия Керченского порта постепенно могла бы перевозить армейские части через пролив. Штаб распорядился о переводе в Керчь дополнительных транспортов. Главнокомандующий решил отправиться со штабом в Анапу и далее отходить вместе с армией. Штаб Деникина выпустил последний приказ Добровольческой и Донской армиям удерживать плацдарм на реке Курге и держать оборону от устья Курги до Азовского моря. Этот приказ не был выполнен, потому что крушение фронта уже приняло обвальный характер. Белые части продолжали отбиваться от наседающего противника, однако в положении фронта уже ничто не могло повернуться лучшим для них образом. «Вернувшись в Феодосию на следующий день 15 марта, я встретил наш Лейб-Эскадрон. Помню, что в тот же день князь Черкасский и я отправились повидать генерала Шапрона дю Ларрэ (адъютанта Деникина. — прим. авт.) в гостиницу „Астория“, где стоял штаб Деникина… Генерал Шапрон, у которого мы просили информации, сказал нам, что ничего не изменилось, что борьба продолжается, но ни словом не обмолвился о том, что уже назначен новый Главнокомандующий. Сам же генерал Шапрон в тот же вечер сел с генералом Деникиным на английский миноносец и отплыл в Лондон» [152]. Эвакуация из Новороссийска Главнокомандующего только подхлестнула беженцев и военных. Людей охватила самая разнообразная гамма чувств — от ощущения полной безысходности до панического ужаса перед надвигавшимися красными: «Безветренная прозрачная ночь. Конец марта 1920 года. Новороссийский мол. Мы грузимся на „Екатеринодар“. Офицерская рота для порядка выкатила пулеметы. Грузятся офицеры и добровольцы. Час ночи. Почти безмолвно шевелится черная стена людей, стоящих в затылок. У мола тысячи брошенных лошадей; они подходят к соленой воде, вытягивают шеи, губы дрожат: кони хотят пить…»[153]. Начальником обороны Новороссийска был назначен генерал-майор А. П. Кутепов. Его частям приходилось не только держать линию обороны города во время проходившей погрузки, но и сдерживать толпы обезумевших гражданских беженцев, продолжавших стекаться в порт. 26 марта 1920 года Кутепов доложил командованию, что оставаться в Новороссийске — «смерти подобно», потому что обстановка в городе, давно вышедшая из-под контроля, грозила неминуемым социальным взрывом; стоявшие в оцеплении юнкера Донского военного училища были тоже на грани нервного истощения. Были взяты все имевшиеся в новороссийском порту транспорты, включая баржи и мелкие баркасы и шлюпки. «Всю ночь продолжаются грандиозные пожары и раздаются взрывы; долго продолжается трескотня ружейных патронов в подожженном складе. Картина пожарищ величественная, красивая и жуткая… В районе Кабардинки также видны разрывы — это идет бой отходящих на юг казаков с отрезающими им путь красными…»[154]. Узнав, что в городе остался 3-й Дроздовский полк, прикрывавший отход армии, генерал Кутепов вернулся на миноносце «Пылкий» забрать его, и дал бой вступавшим в город красным передовым частям: «Третьего полка не ждали, за него были спокойны: для его погрузки был отдан транспорт „Святой Николай“. Но команда „Николая“, не окончив погрузки, обрубила канаты и транспорт ушел… Помню святящееся небо, ветер в лицо… На „Пылком“ ко мне вышел генерал Кутепов, окатил блеском черных глаз… — Полковник Туркул, сколько у вас непогруженных? — Приблизительно двести, ваше превосходительство… — Грузите к нам…»[155]. Из города в Крым выбралось около 30 тысяч офицеров и солдат и казаков, не считая гражданских служащих и генералов. Донские казаки и часть добровольцев, не попавших на отходившие транспорты, двинулись по берегу на Геленджик и Туапсе.