Польский эмигрант. А вы и с отцом его были знакомы?

Герцен. Нет, но я его видел однажды. У него были свинцовые глаза. Я никогда не видел более холодного лица.

Польский эмигрант. Ну, теперь оно еще холоднее!

Гости запевают песню. Понемногу праздник угасает. Герцен оказывается у своего письменного стола.

Вечер.

Горничная заканчивает накрывать на стол и уходит. Герцен разбирает бумаги, читает гранки, что-то черкает. У него новое издание – «Полярная звезда». Ворцель спит. Входит Мальвида с Ольгой, которая одета ко сну. Герцен целует Ольгу, и они желают друг другу спокойной ночи. Мальвида уводит Ольгу. Ворцелю становится трудно дышать, и от этого он просыпается.

Ворцель. Что?

Герцен (задумывается на мгновение). Я говорю, не хотите ли прилечь?

Ворцель. А… нет, нет…

Герцен. Снова приходят письма, люди путешествуют, университеты открыты, цензура отступает… Я получаю письма от людей, которые были детьми, когда я уезжал. Клянусь, я плакал.

Ворцель (оглядывается вокруг). Вы мебель поменяли.

Герцен. Да, пока вы спали, мы переехали. Теперь мы живем в Финчли.

Ворцель. Конечно, я помню. Когда я еще жил на первом этаже в приличном районе Бэртон-Кресент, я пришел однажды домой и увидел человека, сидящего у камина. Я сказал: «О, боюсь, что я заставил вас ждать. Чем могу быть полезен?» Он говорит: «Прежде чем я вам отвечу, позвольте узнать, с кем я имею честь?» Тогда я тоже заметил, что мебель была другая. А несколько дней спустя снова случилось то же самое. Только на этот раз он сидел за столом и ужинал со своей женой. Он просто поднял руку и сказал: «Нет, вы живете в доме номер сорок три». (Пауза.) Он был англичанин. Интересно, что было бы с поляками, если бы у нас был морской флот.

Герцен подходит к нему и берет его руки в свои.

Герцен. Ворцель, переезжайте ко мне. Я вам выделю две комнаты, и вы сможете завтракать у себя и ужинать тоже, если захотите. Сможете принимать ваших знакомых, сидеть в саду…

Ворцель. На холмах в Финчли я точно проживу вдвое дольше… но это невозможно. Среди наших друзей раскол, они вечно ругаются между собой… Они решат, что я сбежал от них.

Герцен. Пусть обходятся сами. Сколько можно жить священными реликвиями и историей блестящих поражений?

Ворцель (резко). Когда вы так говорите, они, да и я тоже, начинаем сомневаться в своих чувствах к вам.

Герцен. Ворцель, простите меня. Вы простите меня?

Ворцель. Нет, не сегодня.

Входит Мальвида. Он вежливо кивает на прощанье и собирается уходить.

Мальвида. Вы разве не останетесь? Ужин почти готов.

Ворцель. Нет, благодарю вас.

Мальвида. Подождите, я принесу ваше пальто. В коридоре холодно. (Уходит.)

Герцен. Ну хорошо, пока вы это обдумываете, позвольте мне снять для вас палату в Бромптонском госпитале для больных чахоткой. Вам это поможет.

Ворцель. Я уверен, что это было бы отлично, но это слишком далеко для Щебицкого, который ходит ко мне с ежедневными отчетами. Это невозможно…

Мальвида возвращается с пальто и помогает Ворцелю его надеть.

…И слишком поздно. Благодарю вас. По-моему, у меня не хватает одной перчатки.

Герцен. Перчатки?…

Ворцель. Неважно. В прошлый раз их было три. Это, видимо, все объясняет…

Мальвида. Вы собираетесь идти домой пешком?

Ворцель. Здесь дорога все время вниз.

Мальвида провожает Ворцеля и возвращается. Герцен рассматривает экземпляр «Полярной звезды».

Мальвида. Я пыталась прочесть ваше открытое письмо царю, но оно оказалось слишком сложным для меня.

Герцен. Мальвида, я недооценивал вас.

Мальвида. Да?

Герцен. Как политического эмигранта.

Мальвида. В самом деле… (Пауза.) Александр… вы сегодня без обручального кольца.

Герцен. Я знаю. Оно сломалось! Ночью. Я нашел его в кровати, две половинки.

Мальвида. Оно само сломалось?

Герцен (с любопытством). А что, есть примета?

Горничная несет к столу блюдо. В это время слышен дверной звонок.

Горничная. Там какие-то люди с багажом, я их видела из окна, а Саша исчез.

Герцен спешит на звук громких приветствий.

Герцен. Это голос Огарева! Невероятно.

Вновь прибывшие – Огарев и Натали. Шум довольно значительный. Натали сильно расчувствовалась и плачет при виде Саши и Таты. Возбужденная толпа из пяти человек, груженных множеством пакетов, свертков, сумок и т. д., толкаясь, врывается в комнату. Поцелуи, слезы, восклицания о длинной дороге, о возрасте детей, о том, как все изменились…

Мальвида, которая до сих пор оставалась неподвижна, поднимается, чтобы встретить вторжение.

Натали. Где Ольга? Я хочу видеть Ольгу.

Герцен. Это мисс фон Майзенбуг, воспитательница детей.

Мальвида. Весьма рада с вами познакомиться.

Герцен. Она только учит русский.

Натали. Enchantée.[93]

Герцен. Ник!..

Натали. Я Натали Огарева. Натали Герцен была моим лучшим другом.

Герцен. А Ник – моим!

Натали. Мне было только девятнадцать, а ей тридцать, но мы были неразлучны… Пока я не вернулась домой и не встретила этого очаровательного господина. Я уверена, мы подружимся.

Мальвида ничего не понимает. Огарев здоровается с Мальвидой.

Герцен (на которого не обращают внимания). Parlez franзais…[94]

Мальвида. Non – je vous en prie…[95]

Натали (Тате). Ты была не больше гриба.

Саша. Я вас помню. Вы однажды пришли, и на вас ничего не было надето, кроме трехцветного флага.

Огарев. Что такое, что такое?

Натали. Чепуха. Я-то была одета, а вот Натали… (Хохочет без стеснения, потом драматически вскрикивает.) Где моя маленькая Ольга? Я обещала Натали!

Огарев. Ольга тогда еще не родилась. (Становится очевидно, что Огарев физически очень плох. Он садится к столу.)

Натали. Какая разница? Родилась или не родилась, это было ее последнее желание.