– Да? – удивился Анджей. – А кто, солистка детского хора?

Услышав крики, королева посмотрела в сторону арки, откуда они доносились.

Мужчина двигался по опустевшей площади с непринужденной грацией гигантского паука. Ниматэ даже знала, зачем он, почти неуловимо для глаза, покачивается из стороны в сторону. Мандречены сняли секреты лучников, раньше стоявших на стенах крепости, и мужчине нечего было опасаться. Но привычка слишком глубоко въелась и слишком часто спасала жизнь человека, чтобы он мог вот так сразу от нее отказаться.

В отличие от Федора, королева Ниматэ сразу узнала его. Возможно, эльфке в этом помог запах – жуткий аромат даже не сгоревшего, а мгновенно истлевшего мяса, тянущийся от двух черных пятен на площади.

… Черный, сверкающий сталью, словно лапа гигантского паука, зигзаг вылетел из руки высокого мужчины. Ареанн не успел даже закричать. Зигзаг накрыл его вместе со свитой. Сын короля серых эльфов и его свита распались в прах. Мелкую черную пыль закрутил ветер. Ниматэ не смотрела на смерч, танцующий по двору замка. Как завороженная, эльфка смотрела на высокого мужчину в черной, доходящей почти до самой земли рубахе. Талию мужчины обхватывал ремень с массивной серебряной пряжкой, изображавшей ящерку с задранным вверх хвостом. Хвост этот, подобно скорпионьему, кончался непропорционально огромным жалом.

Мужчина уже снова поднимал руку. Эльфка прижалась к стене, надеясь, что он ее не заметил. Ниматэ ощутила лопатками все неровности барельефа. Пучок Цин был готов сорваться с кисти Разрушителя. Ниматэ видела серо-черное сияние над кончиками его пальцев, словно он стряхивал с руки ртуть.

Эльфка услышала резкий голос и чужую речь. Мандречь была очень мелодична, что внушало еще больший ужас. Разрушитель обернулся на звук. Это оказался его брат по оружию в такой же черной рубахе. Второй Разрушитель что-то сердито говорил, показывая на Ниматэ.

– Как хочешь, Игнат, – сказал первый Разрушитель на тэлерине. По небрежной утонченности артикуляции чувствовалось, что это его родной язык.

У эльфки потемнело в глазах. Она прокляла тот миг, когда поддалась на уговоры старшей фрейлины и надела полупрозрачное платье из переливчатого тергаля. «Лучше бы он меня убил», подумала Ниматэ. О том, чем занимаются Разрушители с пленными – как с девушками, так и с юношами, – ходило много грязных и отвратительных историй.

Ее грубо схватили за руку. Эльфка открыла глаза. Покрой ее широкого рукава предусматривал удобный клапан для кинжала, который принцесса никогда не оставляла пустым. Разрушитель, которого назвали Игнатом, тащил Ниматэ через двор Трандуиловых Чертогов. Здесь мгновение – или вечность – назад в строгих церемониальных позах стояли послы темных эльфов и, в не менее строгих позах – принц эльфов серых, принимающий свадебный поезд. Теперь от них всех остался лишь черный ветер. Пепел лез в глаза и забивал нос и уши. Пах он почему-то жареной говядиной. Когда ладонь Ниматэ уже ощутила прохладную твердость рукоятки кинжала, Разрушитель остановился и показал на распахнутые ворота.

– Уходи, – сказал он на тэлерине. – Прочь! Понимаешь меня?

Ниматэ, не веря своим ушам, смотрела в лицо Разрушителю. На острые, эльфийские кончики ушей, торчащие из-под коротких волос. Разрушитель усмехнулся. Клыков у него тоже не было, зубы были ровными, как у эльфа.

– Слишком маленькая, – сказал Разрушитель. Акцента в его речи почти не чувствовалось, разве что звук «р» выходил у него слишком грубым. – Живи еще.

Она на всю жизнь запомнила этот миг, вырванный из ослепительно яркого летнего дня. Неумолчное журчание Димтора, черный пепел, жирными хлопьями висящий в воздухе.

И голубые, с прожилками, как два обломка мертвой бирюзы, глаза Разрушителя.

Он чувствовал, как люди и эльфы шарахаются в стороны, освобождая ему дорогу, но он почти не видел, куда идет, и почти не замечал, что делает. Использовать пальцы Змееслава в Черном Плевке перед тем, как выйти из арки, его заставил инстинкт воина, который заставляет боевую ведьму метнуть файербол на крышу заведомо брошенного дома.

Около помоста кузнец остановился. Он поднял глаза, увидел зеленые и фиолетовые ленты, бессильно поникшие без ветра, темного эльфа в костюме таких же цветов и эльфку в траурном черном наряде.

– Я тебя помню, – произнес он.

Над площадью висела такая тишина, что казалось – они здесь одни. И нет обезумевшей толпы, чье тело он распластал на две половинки.

– Я тоже помню тебя, Разрушитель, – сказала эльфка. – Игнат твое имя?

– Да, – ответил он. – Когда-то меня звали так.

– Лучше бы ты убил меня тогда, Игнат, – произнесла королева Ниматэ.

– Я не мог, – ответил Разрушитель.

– У тебя тоже горе, Игнат? – спросила Ниматэ осторожно.

Игнат растерянно глянул на свою руку, где темнел перстень-кастет.

– Да, – сказал он. – Я потерял сына. Он руководил той тройкой, что летела на юг Железного Леса. Он пал в засаде…

«Кем же еще может быть сын основателя Цитадели», сообразила Ниматэ. – «Конечно, химмельриттером…».

– А я, как ты знаешь, потеряла дочь, единственный плод моей любви, – стараясь, чтобы голос звучал ровно, произнесла она. – Но твой сын погиб с честью, а моя дочь…

Она замолчала. Не хватало только расплакаться на морозе. Моруско незаметно для других, ободряюще сжал ее ладонь. Ниматэ вцепилась в руку мужа. Так, словно ладья, на которой она плыла, разгрызли жадные волны, и ей после изнурительной борьбы со стихией наконец подвернулось под руку что-то твердое и плавучее. В этот момент даже не смотришь, что тебе послали боги – а просто хватаешься. В известном смысле, Моруско и был тем самым предметом, за который держишься, не глядя. И вот уже много лет он удерживал королеву на бурных волнах. Ниматэ начинала задумываться о том, что, возможно, пора и приглядеться к тому, что тебя держит.

Она украдкой глянула на мужа и улыбнулась ему. Это была не обычная, ослепительная улыбка королевы, которая по праву считалась самой красивой эльфкой в Железном Лесу. А улыбка убитой горем, измученной женщины. Моруско удивился – он еще никогда не видел, чтобы жена его так улыбалась. А затем, непонятно почему, у него потеплело в груди.

Ваниэль вздрогнула. Она была единственной на площади, кто понял, что бросил Разрушитель перед тем, как войти на площадь. Это были пальцы. Два пальца, отрубленных у трупа потому, что иначе никак не получалось снять с руки необычный – и очень дорогой, по словам мародера – перстень. Принцесса даже знала, где теперь это украшение. Увидеть его сверху она, конечно, не могла. Но стальной зигзаг, вырвавшийся из левой руки кузнеца, был точно таким же, как тот, что сбросил с березы одного из лучших лучников отряда Черной Стрелы.

– О Мелькор, – пробормотал Кулумит. – Кузнец Тирбен – один из Разрушителей, что воевали в нашем лесу…

– Ангмарец воевал на стороне Разрушителей? – осторожно спросила Глиргвай.