Но это уже выходит за рамки моей сказки. Принято считать, что в первый период нелегальной алии было вывезено, по минимальной оценке, 15 тысяч евреев. Из них 7,5 тысяч вывезли «ревизионисты», 4,5 — социалисты, 3 тысячи — частные лица. А в принципе эта эпопея заслуживает отдельной сказки. Ибо много было тогда проявлено сионистами энергии и мужества, например Эри Жаботинским, сыном Зеева (Владимира) Жаботинского.

Глава 95

Дела польские — «скамеечное гетто»

Между тем в Европе в конце 1938 года появился новый очаг беспокойства. Мы оставили Чехословакию ослабевшей, потерявшей 40 % своей территории. Тем не менее, в этот период она еще существует. Теперь вместо ее запада — Судет — беспокойным становится восток — Закарпатье. Эта Богом и людьми забытая горная страна исторически входила в Венгрию, но после Первой мировой войны перешла к Чехословакии. По Мюнхенскому договору южная половина Закарпатья, где жило немало венгров, отошла к Венгрии. Правда, Венгрия претендовала на все, однако северная часть Закарпатья, где преобладали русины (ветвь украинцев?), пока что оставалась в составе Чехословакии. Эта область стала практически независимой. Власть Праги, до Мюнхена очень даже ощутимая, теперь имела призрачный характер.

Итак, в распоряжении украинцев вдруг появилась пусть маленькая, но страна, где они почувствовали себя хозяевами. На Западе существовала ОУН — эмигрантская Организация украинских националистов основанная в Вене в 1929 году, которая еще до прихода Гитлера к власти поддерживала связи с нацистами. С 1937 года ОУН находилась под опекой германской разведки (Абвер). После захвата Вены связи эти еще более усилились: там были люди, с австро-венгерских времен связанные с украинцами, многие из которых, в свою очередь, с тех же самых времен ориентировались на Вену.

Лирическое отступление

В Вене, где еще сохранялись связи с бывшими территориями Австро-Венгрии (прошло только 20 лет после ее распада), Абвером была создана специальная организация «Конгресс национальных меньшинств». Она поддерживала отношения с украинцами, словаками, словенцами, хорватами, боснийцами и т. д. — то есть с теми, кто так и не получил независимости. И теперь уже добрым словом поминал мягкую, безалаберную Австро-Венгрию — при новых хозяевах жилось тяжелее.

Украинцы помнили еще и то, что в Вене благосклонно относились к их националистическим устремлениям. Сперва для противодействия полякам в Восточной Галиции. А в последние десятилетия перед Первой мировой войной, когда отношения Австро-Венгрии с Российской империей все больше ухудшались, в украинском национализме венские власти видели противовес прорусскому панславянскому движению. В 1938–1939 годах все это было еще недавней историей, что гитлеровцы и старались использовать. Впрочем, «полевые командиры» ОУН в Галиции не всегда слушали венское руководство. Особенно Бандера.

В итоге же мюнхенского соглашения возникло почти независимое Закарпатье (где к евреям относились плохо). Все сразу заговорили об «украинском Пьемонте»[53]. Быстро набежало туда много украинских националистов — из польской Галиции с востока и из числа эмигрантов с запада. И Закарпатье превратилось в осиное гнездо. С конца 1938 года в Галиции начались украинские волнения, перераставшие постепенно в партизанскую войну. Вспомним, что у поляков и раньше были проблемы с украинцами. В те времена в демократической Чехословакии украинская эмиграция имела некоторую свободу действий, за исключением террора, которого Масарик и Бенеш не допускали. Однако, легальная политическая активность украинских эмигрантов была одной из проблем в отношениях Польши и Чехословакии. Но вот теперь, когда Чехословакия ослабела, выяснилось, что проблемы резко обострились. Получалось, что Прага, если бы и хотела, не могла уже удержать украинских националистов в рамках. К началу 1939 года Галиция полыхала, а следы вели в Закарпатье. Польские войска не могли перекрыть все тайные тропы на границе, и по этим тропам проносилось оружие. Так началось возмездие за польское соучастие в мюнхенском соглашении. Но это были еще цветочки. Ягодки будут впереди.

Абвер в Закарпатье действовал из-за кулис. Пока так было лучше еще и потому, что щекотливым оставался вопрос отношений Закарпатья и Венгрии. Венгры продолжали претендовать на эту территорию, поляки поддерживали их претензии. А в самом почти независимом Закарпатье венгров начали репрессировать. Немцы приветствовали антипольскую деятельность, но еще не решили, кого из своих потенциальных союзников поддержать — украинцев или венгров. Как бы то ни было, проблем у поляков хватало. Но не они занимали польское общество. Там, как всегда, были озабочены вопросом, как «куснуть» евреев, которых преследовали и украинцы. И придумали. Ввели «скамеечное гетто» в университетах. (Началось это со львовского университета.) Проще говоря, требовали, чтобы евреи сидели на лекциях отдельно от поляков и прочих «расово чистых». Считалось, что это — университетская, а не правительственная инициатива. По всей стране ввели это новшество в большинстве университетов осенью 1938 года. Все было: протесты еврейских студентов и их поддержка со стороны некоторых польских профессоров и студентов. Среди протестовавших оказались и дочери покойного Пилсудского. Но это не помогло: подавляющее большинство студентов и преподавателей поддержали идею «скамеечного гетто». Ничто их не отвлекало от борьбы с евреями. В Галиции украинские волнения. Польское население бежит оттуда! Львов почти в осаде! Досадно, конечно. Но важнее поставить на место студентов-жидов. И поставили. Побузили еврейские студенты и уселись на отведенные им места. А процентная норма, кстати, распространилась к тому времени на большинство польских высших учебных заведений.

Лирическое отступление

Тут нужно сказать, что и враги поляков — украинские националисты в Галиции — на рубеже 1938–1939 годов друзьями евреев вовсе не были.

Еще совсем недавно, года три назад, сразу после смерти Пилсудского, отношения украинцев и евреев можно было назвать сносными. Те и другие страдали от польского шовинизма, и это сближало. Украинцы, проводившие бесконечные бойкоты польских магазинов во Львове, делали покупки у евреев. Отнюдь не по причине абсолютно безвыходного положения — у них к тому времени уже были свои коммерсанты и торговые кооперативы. И антисемитская агитация тогда была не в чести у украинцев[54]. Но теперь, когда им «шла карта», традиционный антисемитизм вновь поднимал голову. B моду снова вошёл старый, популярный ещё во времена Петлюры лозунг — «Украина для украинцев!».

Подобная ситуация возникала и раньше. Так как украинцы повсюду считали себя угнетенными, то иногда у них налаживались сносные отношения с евреями, как с товарищами по несчастью. Отсюда известное украинофильство некоторых еврейских писателей и публицистов (проскальзывает и у Жаботинского). Но такие периоды бывали недолгими и сменялись вскоре лютым антисемитизмом. (Так бывало не только с украинцами.) А уж в начале 1939 года, когда за спиной украинских националистов стояли гитлеровцы,