Пришлось отметить на самодельной карте все дубы, чей возраст был более 250 лет. Исходили мы из того соображения, что данный приметный дуб и 190 лет назад должен был иметь весьма примечательные размеры. Следовательно, его возраст в 1812 году вряд ли мог быть менее 60–90 лет, а диаметр ствола мог быть тогда равен 30–40 см. Исходя из скорости роста дубов (которую предварительно пришлось узнать), удалось выяснить, что к началу XXI века тот самый дуб мог достигнуть в диаметре 73—100 см.

Мы измерили диаметры всех дубов, занесли их в таблицу, разделили на возрастные группы. В результате исследований было выявлено несколько групп подходящих деревьев, не считая двух десятков особо крупных деревьев, растущих отдельно. Только теперь, когда эта трудоемкая работа была проделана, началась электронная "прозвонка" особо "подозрительных" участков леса. В течение всего одного дня мы отыскали: обломки трелевочного трактора, гору стреляных гильз и железный шкворень неизвестного предназначения. То есть мы отыскали все, что было под землей на участке длиной в полкилометра. И еще нам удалось найти почти заплывшую от времени древнюю яму, которая располагалась точно в центре между трех дубов, один из которых был сильно поврежден молнией. (В деревья, рядом с которыми делаются захоронения металла с высокой электропроводностью, часто попадают молнии.)

Данное место, с какой стороны ни посмотри, было весьма подходящим для заложения клада. Съезд с дороги совсем недалеко, метров 40. Толстые, явно трехсотлетние дубы стояли правильным равносторонним треугольником, одним своим расположением подсказывая место возможного захоронения. Да и вид самой ямы… Она смотрелась куда как старше группы окопов, расположенных невдалеке от нее. Иными словами выглядела лет этак на 50 их старше. Если учесть, что окопы те были отрыты в начале войны, или примерно 60 лет назад, то яму вполне могли выкопать в конце XIX века. По времени все сходилось просто идеально. Ведь именно в те далекие года и приезжали в Неманицу потомки кассиров в надежде отыскать ценности, спрятанные их дедами.

Да, самого клада мы в тот раз не отыскали, но тем не менее уверены на 100 %, что он там был. Согласитесь, в доказательство этого было найдено довольно много косвенных свидетельств, как материальных, так и информационных. Мы знаем, что положение отступавшей французской армии в конце ноября 1812 года было весьма тяжелое, если не критическое. Да к тому же и непрекращающийся падеж лошадей… Судя по количеству покрытых окалиной обломков в огне громадного костра, могло запросто сгореть несколько десятков разномастных экипажей. А, следовательно, там же мог вполне сгореть и массивный кассовый фургон. Ведь не просто так написал французский мемуарист генерал Сегюр, постоянно находившийся при Главной квартире императора при отступлении из Москвы: "По прибытии в город Борисов у него (Наполеона) было едва 6000 солдат, несколько пушек и расхищенная казна".

В данном случае генерал несколько сгустил краски, но был не так далек от истины. Хотя потери в войсках были весьма серьезные, но при главной квартире находилась лишь часть войск, и видеть, сколько всего солдат находятся в строю, де Сегюр просто не мог. Но вот насчет сохранности армейской казны он был весьма далек от правильного понимания положения дел. Как известно, до реки Березина русским войскам удалось захватить два фургона из "1-го золотого обоза". Один захватили под Вязьмой и нашли там 30 тысяч франков. Другой взяли у деревни Мерлино (недалеко от Красного). В нем обнаружили 60 тысяч франков. Серебро и золото, разумеется, растащили казаки, но понятно, что потеря столь незначительной суммы не давала повода говорить о полном расхищении всей казны. К тому же "1-й золотой обоз" двигался впереди основных сил, стараясь за счет скорости передвижения уйти от возможного преследования и расстроить планы российского командования.

Разумеется, положение Наполеона было достаточно серьезным. Спасение гибнущей армии зависело в то время вовсе не от денег как таковых, а от скорости продвижения и наличия боеспособной артиллерии. Первое спасало от вездесущих казаков, а второе позволяло держать их на некотором отдалении. К сожалению, и первое, и второе упиралось в одно — в лошадей. А с лошадьми была большая проблема. Они слабели с каждым днем, и их приходилось в одну повозку впрягать не по две и даже четыре, а по восемь, а то и десять. Лошади были измучены не меньше людей. И если Кастеллан писал, что люди умирают прямо на ходу, то вы можете себе представить, что делалось с животными. Относительно боеспособные лошади были еще в польской кавалерийской дивизии Понятовского, той самой, которую направили на упреждающий захват Борисова. Но поставить их в обозные повозки было невозможно, поскольку Наполеон лишился бы последнего оперативного резерва, который один только и поддерживал разрозненные части его сильно растянувшейся армии. В принципе он мог приказать всем кавалеристам спешиться, мог усилить транспортную составляющую своей армии. Но такое решение могло спасти положение лишь на ближайшие два, от силы три дня, после чего все равно неизбежно наступил бы всеобщий крах.

Военная кампания не шахматы, ее на другой день не переиграешь. Один неверный ход, несчастливое стечение обстоятельств и все — гибель и вечный позор. Но ведь Наполеон был не просто человек облеченный властью, не просто очередной профессиональный военный — нет, он был гением. Наполеон решительно приказывает максимально облегчить армейские повозки и закопать все, что можно закопать без потери боеспособности. И отдает он этот приказ во время длительного, более чем двухчасового привала, устроенного как раз на полпути между Лошницей и Борисовым. Между этими населенными пунктами было 16 верст. В восьми верстах от Борисова располагалась деревня Неманица. Там же был устроен и смотр двигавшимся по дороге войскам. Им предстояло тяжелейшее испытание — форсирование Березины, и он хотел сам посмотреть на состояние и оснащение войск.

Получив приказ, кассиры ближайшего к месту стоянки денежного фургона начали действовать незамедлительно. Вот только исполнить данный приказ было не так просто, как представляется ныне. Дело в том, что вся Екатерининская дорога с обеих сторон имеет глубокие водоотводные канавы, и возможность свернуть в лес была далеко не везде, в основном там, где сбоку к основной дороге примыкали дороги второстепенные. И именно там возчики отыскали удобный съезд и свернули вправо от дороги. Впрочем, свернуть-то они свернули, но далеко проехать по лесному бездорожью не смогли. Радовало их только одно — достаточно рыхлая, песчаная почва, которую легко можно было копать, используя имевшийся в каждом фургоне шанцевый инструмент.

Пока Наполеон грелся на привале около огромного костра (найденный нами), было закопано содержимое нескольких войсковых походных денежных хранилищ. Был заложен типичный клад "до востребования". Запрятан он был классически, что называется, по всем законам жанра. Приметы его были просты и легко запоминаемы. Во-первых, захоронение было сделано рядом с местом стоянки, не далее сорока метров от обочины старого екатерининского тракта. Во-вторых, яму выкопали в геометрическом центре между трех приметных дубов. И в-третьих, в один из этих дубов казначеи на высоте примерно 4 метров вколотили армейский тесак, который указывал своей ручкой на место захоронения. Казалось бы, ими было сделано все, чтобы отыскать впоследствии это место. Но самим им еще раз ощутить руками ласкающий кожу сверкающий металл так и не довелось.