«Легкие, простые слова. Звонкий и чистый голос певицы».

Песня мне понравилась, и только дослушав до конца, я пошел дальше.

Выйдя на центральную аллею, пошел среди прогуливающихся людей и мимо стендов, которые призывали к занятиям и тренировкам в различных видах спорта. Спустя какое-то время снова свернул к катку, только подойдя с другой стороны. Подойдя к краю льда, стал смотреть на катающийся народ. Детвора каталась на «снегурках», примотанных к ботинкам или валенкам, толкаясь и падая, после чего, смеясь, вставали и снова пытались скользить по льду. Молодые люди выписывали вензеля, кружились парами, но временами вели себя не лучше детей, начинали толкаться и гоняться весело и азартно друг за другом. Люди постарше, одиночки и пары, степенно наматывали круги.

Краем уха улавливаю разговор двух симпатичных, стоящих рядом со мной девушек, лет шестнадцати-восемнадцати. Речь шла об их подруге и ее дружбе с парнем. Иногда они бросали на меня короткие взгляды, думая, что делают это незаметно. Закончив с обсуждением, подружки переключились на катающийся народ, иногда отвлекаясь на пару минут, подпевая льющимся из рупоров песням. Мне неожиданно захотелось просто заговорить с ними, ни о чем не думая, кинуться с головой в омут юности, задора и веселья. Стать обычным парнем, но стоило поднять голову выше, как взгляд неожиданно наткнулся на натянутый над катком большой транспарант: «Сталин – лучший друг физкультурника!» Словно изнутри ледяной водой окатило, мысли снова стали холодные и ясные.

«Размечтался, дурак. Ты, Майкл Валентайн, теперь американец. Живи согласно легенде и не дергайся».

Теперь я просто смотрел на улыбающиеся и красные от мороза лица катающихся на коньках взрослых и детей. Клубы пара, вырывающиеся из ртов конькобежцев, смешивались с сигаретным и папиросным дымом от толпящегося у кромки катка народа.

Повернувшись спиной к катку, отправился в глубь парка. Прошел мимо будки проката коньков и ряда скамеек, на которых лежала одежка юных конькобежцев под охраной бабушек и дедушек. Те, кому не повезло, стояли, держали детскую одежду в руках. Тем временем из репродукторов полились слова новой песни:

Вьется легкий вечерний снежок,

Голубые мерцают огни,

И звенит под ногами каток,

Словно в давние школьные дни.

Вот ты мчишься туда, где огни.

Я зову, но тебя уже нет!

«Догони, догони!» —

Ты лукаво кричишь мне в ответ…

Прошел мимо гуляющего народа, который пополнили мамы с маленькими детьми на санках, мимо начавшихся лыжных соревнований и вышел с другой стороны парка. Автоматически проверился. Интуиция молчала. Пошел к набережной, а потом вдоль нее, не торопясь, несмотря на мороз, двинулся в сторону «Метрополя». По дороге зашел в Елисеевский магазин, где в очередной раз полюбовался красивыми витринами и богатым ассортиментом, при этом неожиданно вспомнил о старшине Матвееве, которого хотел отблагодарить продуктами.

«Купил бы сейчас и отвез. Ему хорошо и мне приятно. Ну, нет так нет».

Отогревшись, вышел из магазина и отправился в гостиницу. Вернувшись в номер, переоделся и спустился в ресторан. После прогулки на свежем воздухе у меня разыгрался зверский аппетит. Заказал пару бутербродов с паюсной икрой, борщ по-украински и свинину в винном соусе, а так как все было вкусно и в меру горячо, оставил хорошие чаевые довольному официанту, после чего поднялся в свой номер.

После нашего разговора с Тейлором нетрудно было сделать кое-какие выводы, и я решил, что журналист в меру ловкий и хитрый человек, который пойдет ради денег на всё. Именно поэтому он не должен выпускать меня из виду, предлагая различные варианты сделки, но его не оказалось ни в вестибюле, ни перед моим номером. Это странное поведение никак не вписывалось в образ журналиста, заставляя думать, что я неверно его оценил. Спустя час у меня появилась мысль подняться в номер к журналистам, но я ее сразу откинул, так как нельзя было проявлять интерес к сделке, пусть сам крутится и ищет выход, но когда он не появился у меня с наступлением вечера, стало понятно, что-то пошло не так.

«Неужели я ошибся, и Тейлор только посредник? Если это так, то уже должен был появиться тот, кто стоит за его спиной. Хотя, может, Тейлор пытается собрать деньги?»

Ответов на эти вопросы у меня не было, поэтому я решил отложить их до появления журналиста. Сходив на ужин, я на обратном пути встретил Бена и спросил его о Тейлоре. Как оказалось, тот еще утром куда-то ушел и больше не возвращался.

Наутро приехали Вильсоны. Оба были в восторге от «града Петра». Мария не переставая с каким-то детским восторгом рассказывала о старинных домах и мостах Ленинграда. Слушая ее, я думал о том, что она скажет, если узнает об истории с маньяком. В конце завтрака официант нам передал, что был звонок из посольства и господина Вильсона там ждут. Я не думал, что его вызвали из-за меня, но при этом не сомневался, что про мои подвиги посол, пусть в двух словах, но обязательно упомянет. Впрочем, меня сейчас больше беспокоило другое – пропал Тейлор. Его не было уже сутки. Бен не знал, где он находится, и теперь терзался в сомнениях, сообщать послу о его исчезновении или еще подождать. Выплеснув на меня весь свой восторг от Ленинграда, Мария легла отдыхать после дороги, а я стал прикидывать, что можно предпринять в новой ситуации, если исходить из того, что из Грега вытащили нужную информацию, а затем убили.

«Дело закрутилось снова, а я опять слеп, как в самом начале. Чего мне теперь надо ожидать? Нового письма под дверь?»

Спустя четыре часа приехал Генри и постучал в мою дверь. Судя по тому, что он был в пальто и шапке, к себе он еще не заходил. Раздевшись, сел в кресло. Судя по серьезному лицу сенатора, мне нужно было готовиться к выволочке.

– Майкл, мне в посольстве рассказали какую-то страшную историю про маньяка-убийцу. Ты ничего мне не хочешь рассказать?

Без эмоций и коротко я изложил Генри краткую версию произошедших событий, исключив все лишние подробности, которые посчитал ненужными.

– Действительно, чудо, – констатировал сенатор. – Я даже представить не могу, что тебе пришлось пережить. Но что меня удивляет больше всего, так это то, что ты притягиваешь всякие неприятности, словно громоотвод молнии. Майкл, ты действительно не влез в какую-то плохую историю? Ответь мне, пожалуйста, честно.

– Клянусь. Ничего такого. Правда-правда, дядя Генри.

– Я тебе верю.

– Надеюсь, в посольство вас вызывали не из-за меня? –