— Скажите, Штойбер! — сказал фельдфебель. — Вы не видели никого подозрительного?

Унтер-офицер покачал головой.

— Второй день ловим русских диверсантов! — пожаловался фельдфебель. — Говорят, сбросили на парашюте. Не слышали?

— Нет! Мы заступили час назад, никого не видели.

— Может, и не было их! — проворчал фельдфебель. — А мы зря мерзнем?

Штойбер посмотрел вниз. Всадники понуро сидели на конях.

— Почему ваши люди так странно одеты? — удивился он. — Как танкисты?

— Я знаю? — пожал плечами фельдфебель. — Таких дали. Это русские, охранный полк.

— И винтовки у них русские, — заметил Штойбер. — Штыки примкнуты.

— У большевиков так принято, — сказал фельдфебель. — Они даже пристреливают оружие с примкнутым штыком. Нет времени их переучивать. Штойбер, нам нужно на тот берег!

— Не положено! — нахмурился унтер-офицер. — Для прохода людей и животных мост закрыт.

— Мы его не повредим! — улыбнулся фельдфебель. — Спешимся, возьмем коней под узды и пройдем по настилу на тот берег. Две минуты! Если какая из лошадей нагадит, русские приберут.

— Реку можно перейти по льду! — не сдался Штойбер.

— Кони не подкованы! — вздохнул фельдфебель. — К тому же в реке быстрое течение, могут быть промоины. Не хочется купаться в ледяной воде. Что вам стоит, Штойбер?!

«В самом деле!» — подумал унтер-офицер и, помявшись, кивнул.

Фельдфебель сделал знак своим. Отряд мгновенно спешился и стал подниматься по насыпи. Впереди шагал невысокий унтер-офицер со стальной бляхой на груди.

— На той стороне не станут стрелять? — спросил, поравнявшись с постом.

— Фромм! — окликнул рядового Штойбер. — Проводи! Как пройдут — сразу назад. Займешься костром…

Унтер-офицер двинулся за проводником, следом потянулись русские. Выглядели они и вправду жалко. Посиневшие носы, щеки, нахлобученные на уши черные танкистские береты. Русские прятали озябшие руки в рукава шинелей, лица — в поднятые вороты. «Вояки!! — презрительно подумал Штойбер. — Какой с них прок? Отобрали форму у танкистов ради иванов. Пусть бы в своей ходили! Достаточно белой повязки на рукав».

Фельдфебель стоял рядом с постом, наблюдая, как отряд втягивается на мост, идет по доскам пешеходной дорожки на тот берег, где на необычную процессию с любопытством поглядывают солдаты второго пулеметного гнезда. Когда последний русский поравнялся с фельдфебелем, тот остановил его.

— Смотрите, Штойбер! — фельдфебель снял с плеча высокого широкоплечего солдата винтовку и протянул ее унтер-офицеру. — Примитивное оружие! Рукоятка затвора торчит вбок, предохранитель тугой, плюс этот штык… Никакого сравнения с «маузером»!

Штойбер пожал плечами: что он, винтовок не видел?

— У русской винтовки есть только одно достоинство: раны от четырехгранного штыка не заживают. Покажи, Седых! — фельдфебель бросил винтовку гиганту.

Штойбер опомниться не успел, как русский сделал выпад. Жгучая боль обожгла грудь унтер-офицера, затопила тело. Штойбер пошатнулся — и все померкло. Фельдфебель, а это был Крайнев, снял с седла вещмешок и веревку и побежал по мосту. Поравнявшись с центральной опорой, он привязал веревку к стальной балке и стал спускаться.

Под мостом гулял ветер. Он раскачивал человека на веревке, мешая соскочить на опору. Крайнев с трудом поймал ногой бетонный краешек, подтянул тело. Зажав свободный конец веревки в зубах (отнесет ветром — и все!), он развязал мешок, вставил запал с бикфордовым шнуром в отверстие верхней толовой шашки. Заложил взрывчатку в место, рекомендованное Ильиным. Извлек из кармана спички, прислушался. Сверху доносился топот сапог и копыт, голоса. Не стреляли. Охранников на том берегу перекололи штыками, он это видел, но кто-то мог остаться в живых. Например, отойти по нужде. Стрельба — это плохо. До станции совсем близко…

— Савелий! — раздался сверху голос Саломатина. — Ты скоро?

Крайнев чиркнул по коробку сразу тремя спичками, поднес огонек к краю бикфордова шнура, дождался, пока тот уверенно затлеет. Затем схватил веревку и оттолкнулся от опоры. Его мотнуло вбок, закружило. Он стал подтягиваться на руках. Не получилось. Его раскачивало, приходилось изо всех сил держаться за веревку, а зажать ее ногами не получалось — ноги в сапогах скользили. «А шнур-то горит!» — вспомнил Крайнев, и, несмотря на ледяной ветер, спина его стала мокрой.

В следующий миг веревка дернулась, пошла вверх, через несколько мгновений Крайнев спрыгнул на доски настила. Саломатин и Седых бросили веревку.

— Тронулся! — закричал на него комбат. — Крикнуть не мог! Ходу!

Они пробежали мимо поста. Крайнев заметил ноги убитого унтер-офицера, торчавшие в проходе между мешков с песком. С них кто-то успел снять сапоги.

«Звали мы вас сюда?» — зло подумал Крайнев.

Они скатились по насыпи, вздымая вихри снега, заскочили в седла и погнали лошадей. Пригибаясь к шее жеребца, Крайнев подумал, что, если запал не сработает, придется возвращаться. На вторую попытку акробатического этюда с веревкой решиться будет трудно. Надо было использовать два взрывателя. Не подумал…

Горячий ветер ударил всадников в спины, обдал метелью обломков. Грохот взрыва накатился позднее. Рядом с Крайневым кто-то вскрикнул, но с коня не упал. Испуганные лошади прибавили, лес вырастал на глазах. Оглянувшись на скаку, Крайнев заметил: обе фермы сорваны с опоры и обрушились в реку, мост напоминает растянутую букву «М» с пустой бетонной опорой-столбом посередине…

— Здорово! — закричал рядом Саломатин. — Молодец, Савелий! Сделал как надо!

Крайнев оскалился в ответ. Им предстояло двое суток пробираться в Кривичи, путать следы, вторую ночь подряд ночевать на морозе в лесу, но на душе было весело.

В Кривичи они вернулись засветло. Оставив коня на попечение Саломатина, Крайнев шел по улице, как был: в форме немецкого фельдфебеля со стальной бляхой на шее. Только «шмайсер» оставил в школе, заменив его привычным карабином. Встречные прохожие с любопытством посматривали в его сторону, но не заговаривали. Молча кланялись. Крайнев машинально кивал в ответ. Мысленно он был дома. Сейчас Соня нальет в корыто горячей воды, сотрет жесткой мочалкой грязь и пот с тела, затем он сбреет трехдневную щетину… Пышущая жаром печь вернет подвижность застывшим на морозе суставам, на столе появится миска горячих щей и бутылка «русиш спецалитет». Соня сядет напротив и, подперев подбородок ладонями, будет смотреть, как он ест. Придет миг, когда он не выдержит: бросит ложку и потянется к ней…

У ограды фельдшерского пункта топталось несколько женщин. Завидев Крайнева, они вытянулись, как кошки, учуяв сметану, но Крайнев даже бровью не повел. Сегодня прием закончен…

Соня не встретила его на пороге, он и не ждал — посыльного не отправляли. Протопав по коридору, Крайнев толкнул дверь и замер на пороге…