— Серёга, ты жив? — спросил он первого охранника.

И, достав «Беретту», передёрнул затвор.

— Жив, ебёна мать! — отозвался Серёга.

Правая рука у него висела как плеть. Кровь на сером рукаве казалась чёрной и чернота эта ползла всё ниже и ниже, к запястью.

— А шеф? — спросил второй, но без особой надежды.

Серёга скосил глаза.

Топорков, дёргаясь в агонии, лежал на спине. Голова его при смертных этих вздрагиваниях прыгала, подскакивая, словно резиновый мячик на тонкой бечёвке, и при каждом таком подскоке затылок его ударялся о бордюр.

Кровь из шеи уже не била фонтаном, а вытекала пульсирующей в такт крупной дрожи струёй.

Лужа крови расползалась всё шире и шире, затекая уже под колёса машины.

— Шефу пиздец, — констатировал Серёга. — Отмучился…

— Ты, главное, не дёргайся, — успокоил его второй, ставя «Беретту» на предохранитель. — Снайперу мы теперь на хрен не нужны.

— Понял, — отозвался Серёга.

— Полежим пару минут, — продолжал второй, убирая пистолет в кобуру. — Потом пойдём показания писать.

— Ё-моё! — с испугом воскликнул Серёга. — Слышь!

— Чего? — недовольно переспросил второй. — Терпи, сейчас жгут наложим.

— Да я не о том, — сказал Серёга. — Мы же это… Безработные теперь!

— Точно, — с горечью в голосе признал второй. — Жалко Владимирыча, хорошо платил…

И с досадой сплюнул.

20 сентября, 1994, вторник, 21.25, Хельсинки, ресторан «Каппели»

Старинный джаз и за окном — деревья в жёлтом.

Цвет осени и отражения ламп.

Свет из высоких ресторанных окон. Отблеск огней на кронах.

Звон бокалов. Вино, конечно, французское.

— С семьёй встретитесь в Лондоне. Послезавтра.

Блондинка за соседним, похоже, немного опьянела. Она шведка. Ни слова ни понимает по-русски, но всё время подмигивает и улыбается попеременно. То Дмитрию, то Вильяру.

— Люблю шведок, — признался Дмитрий. — Просты в общении и не загружены комплексами.

— Финки тоже ничего, — в ответ заметил Вильяр. — Когда выпьют…

— Когда сильно выпьют — к ним лучше не подходить, — предупредил Вильяр. — Они тогда слишком хороши. Вот, помню, когда я в Тарту учился…

Подошедший официант поставил на стол две высоких бокала.

Они сидели за маленьким круглым столиком, что стоял в самом углу зала. Вокруг стекло. Словно в фонаре…

Особенно поздним осенним вечером.

С точки зрения безопасности — не самое лучшее место.

Но зато сидишь отдельно от всех. Почти в кабинете.

И просто… Просто красиво.

— …Так вот, — продолжил было Вильяр.

— А ты в Тарту учился? — уточнил Дмитрий. — И на каком факультете?

«Давай, давай» мысленно подбодрил его Вильяр. «Профессионал в тебе до последнего не умрёт. Собирай обо мне информацию, собирай. Будешь в Лондоне мемуары писать».

— На юридическом, — ответил Вильяр.

— Я вот тоже когда-то на юридический хотел, — печально сказал Дмитрий. — Второе высшее образование хотел… Не получилось.

— Всё впереди, — сказал Вильяр. — В Лондоне поучишься. Как с английским?

— Боле-мене, — неопределённо ответил Дмитрий. — Говорю, пишу, читаю. Переводами занимался… Но хочется, конечно, улучшить.

— Ну, за удачное завершение поездки! — сказал Вильяр.

— За это самое, — согласился Дмитрий.

Они чокнулись и выпили.

Блондинка подмигнула им и погрозила пальцем.

— Упрекает за отсутствие интереса, — решил Дмитрий. — Может, пригласим?

— Тебе приключений мало? — сказал Вильяр. — Спи с женой. Дольше проживёшь. А, впрочем, если бы заранее предупредил…

— Да ну их! — отмахнулся Дмитрий. — Я ещё от шока не отошёл. Дня два, наверное, отсыпаться буду. Как я теперь?

— А ты билеты не смотрел? — переспросил Вильяр.

— Эйнар, не до того было. Скорей бы ноги унести.

— Ну, сначала Стокгольм, — понизив голос, сказал Вильяр. — Потом Лондон. Номера рейсов — на билетах. В Лондоне встретит представитель туристической фирмы…

— Это я помню, — прервал его Дмитрий. — Кто встретит, где и с какой табличкой. А вот рейсы… Да чёрт с ним! Действительно, всё в билетах… В билетах…

И замолчал.

— А ты как? — спросил он вдруг Вильяра через минуту.

— Обратно, в Таллинн, — ответил Вильяр.

— На пароме? — уточнил Дмитрий, лукаво глянув на Вильяра.

— На пароме, — подтвердил Вильяр.

— Не боишься?

— Чего?

— Сам знаешь, — Дмитрий вздохнул. — Неспокойно нынче на Балтике.

— Ну, если ещё и мне боятся…

Вильяр посмотрел на часы.

— Вот тебе кредитка.

Он положил на стол карточку.

— Здесь немного, но на вечер хватит. До своих денег доберёшься?

— В Лондоне — да, — уверенно ответил Дмитрий.

— Хорошо, — сказал Вильяр. — Кто к тебе подойдёт, помнишь? Как выглядит, как зовут?

— Помню, — ответил Дмитрий.

— Он только по-фински говорит, — предупредил Вильяр. — Но ничего страшного. Просто произнеси его имя. И моё.

— И он кивнёт, — продолжил Дмитрий.

— Именно так…

Вильяр встал из-за стола и подозвал официанта.

— Дай-ка лучше я заплачу. А то ведь тебе на слипе расписываться…

— Старый джаз, — мечтательно произнёс Дмитрий. — Вот так сидишь, слушаешь… И кажется, что время сейчас не то. Не самый конец двадцатого века. А, допустим, тридцатые годы. Нравятся тридцатые годы?

— Нравятся, — ответил Вильяр, передавая кредитку подошедшему официанту. — Тогда шляпы такие забавные носили. С широкими полями. Правда, двубортные костюмы и сейчас в моде…

— Ещё машины, — и Дмитрий зажмурился от нахлынувшей волны ностальгии. — С такими плавными обводами. Ещё Генри Миллер…

Бородатый, флегматичный официант шёл медленно, словно путаясь в длинном, старомодном фартуке.

Он протянул Вильяру счёт, карточку, ручку и слип.

— Я своей, — тихо сказал по-эстонски Вильяр. — Привычка…

Он достал ручку из внутреннего кармана пиджака и подписался:

«Эйнар Меес».

Забрал карточку и чек, и положил в портмоне.