— Дорогая, не волнуйся. Я думаю, все обойдется. С этого момента я буду сторониться всех незнакомцев. Хорошо? А завтра я полечу в Ливерпуль и лично встречусь с Эмми. Я все-таки надеюсь, что Валентайн сообщил ей что-то важное. Возможно, у нее есть информация, которая поможет нам разрешить этот ребус. Я обещаю тебе, что не остановлюсь, пока не выясню, что за всем этим стоит.

— Ник. — В ее широко распахнутых глазах блеснули слезы.

— Ш-ш. Я уверен, все будет хорошо. Иди ко мне, давай я тебя успокою. — Он попытался пошутить. — Я вроде Рика Кобры. Он всегда бьет плохих парней и заботится о маленьких, слабых девочках.

Он привлек Миа к себе, прислонил ее к своему телу, обнял за плечи и крепко прижал. Долго они так и лежали в объятиях друг друга. Ее дыхание замедлилось, он понял, что она засыпает. Ему же не удавалось сомкнуть глаз. Мысли одолевали его. Возможно, ему стоит уступить мольбам Миа и отказаться от поединка? Все внутри его протестовало против такого шага. Это был его первый и, возможно, последний шанс побороться за титул. Он затратил так много сил ради этого. Он просто обязан выйти на ринг. Ведь он уже не так молод. Ждать нельзя. В какой-то момент он вдруг вспомнил, как, будучи шестилетним мальчишкой, получил свою первую пару бойцовских перчаток — дядя подарил на день рождения. Вот тогда все это и началось для него. За прошедшие годы ему пришлось выслушать немало упреков от тех, кто осуждал его увлечение боями. Живя в Нью-Йорке, он даже бросил свои занятия, уступив желанию подружки, которая считала, что ему нужно пройти курс психотерапии. Доктор, кстати, попался весьма приятный. Фрейдист, который все время бормотал одну и ту же присказку: «Homo homini lupus» — «Человек человеку волк», и подолгу распространялся на тему, как ограничение инстинктов провоцирует у современного человека депрессию и всевозможные психические отклонения.

— Желание решать все вопросы силой, жажда доминирования глубоко заложены в наших генах, мистер Даффи, — говорил он — Вы можете наблюдать это, к примеру, когда бизнесмен старается стереть в порошок своего соперника. Или когда подросток увлекается компьютерными играми, переполненными насилием. Но от нас требуют, чтобы мы подавляли свои устремления. И тогда они находят свое выражение в спортивных поединках. В тактильной, контактной, осязаемой схватке. Это, бесспорно, сублимация инстинктов, которые в нашем сознании подавляет социальная машина.

Правда все это было или нет, Ник не имел ни малейшего представления. Никакой жажды крови он за собой не замечал и свою страсть к поединкам перебороть не пытался. Если это считается атавизмом, примитивными импульсами, пусть так и будет. Про себя Ник знал одно: когда он пытался обойтись без спорта, то чувствовал себя очень несчастным. Но когда уступал своему влечению и выходил в ограниченное пространство ринга, где ему противостоял кто-то равный по физическим данным и мастерству, то сразу ощущал душевный подъем.

Миа что-то прошептала во сне и как-то тревожно повернулась в его руках. В какой-то момент он подумал, что она вот-вот проснется, но ее дыхание скоро снова стало ровным, она успокоилась. Он закрыл глаза и попробовал расслабиться. Все будет хорошо. В конце концов он и Миа приложат все усилия, чтоб так и было. Если они вместе, то кто может воспрепятствовать им?

— Надо добежать и коснуться первой ступеньки, — он указал на пагоду в конце аллеи, — а потом шагом назад. Это наш последний забег, Ник. На этом, пожалуй, закончим. Ладно? Готов? Пошел!

Он ждал у ворот и наблюдал, как Ник несется вперед — легко и уверенно. Хотя бы самому себе он мог признаться, что проделал с Ником неплохую работу. Ник добежал до пагоды и возвращался назад спортивным шагом. Он заметил, как Ник посмотрел куда-то мимо него и как лицо его озарила улыбка.

Он бросил взгляд через плечо. Миа стояла всего лишь в нескольких шагах от него. Как долго она уже находится там? И что удивительно, он даже не почувствовал ее приближения. Ник пробежал мимо него, подхватил Миа на руки и стал радостно кружить. Она тихонько вскрикнула, а потом рассмеялась. Когда Ник опустил Миа на землю, она подняла глаза — в ее взгляде он заметил смущение.

— Привет, Эш. — Она улыбалась, но в голосе чувствовалась неуверенность.

На мгновение он вспомнил, как целовал ее в студии, и даже почувствовал, будто наяву, свой язык у нее во рту, тепло ее кожи под пальцами своих рук. Он вспомнил, какое смятение охватило его, когда он услышал, как бьется ее сердце под его ладонью, как лучи энергии буквально пронзают кончики его пальцев.

Она кашлянула, прочищая горло.

— Ну как, Ник готов к субботе?

— Я думаю, его никто не остановит.

Он чувствовал в ней какую-то перемену. Под глазами — темные круги, но это вовсе не те следы, которые обычно оставляют волнение и печаль. Губы слегка припухли. Ник смотрел на Миа, и потому выражение его глаз было скрыто от него, но он безошибочно почувствовал нежность в прикосновении, с которым тот откинул прядь волос, упавшую ей на лоб.

Они стали любовниками! Осознание этого поразило его как удар молнии.

— Эш?

Он взглянул в лицо Ника и несколько мгновений никак не мог сосредоточиться.

— Да?

— Мне надо уходить. Я тороплюсь на самолет.

— О?

— Работа. Но я вернусь сегодня вечером. Правда, поздно. Так что мы сможем встретиться завтра утром в доджо. Последняя тренировка перед поединком, ладно?

— Хорошо. — Он перевел взгляд на Миа. — Ты должна закончить мою татуировку.

— Я помню. — Она отвела взор, — Давай сделаем это после боя.

— Конечно.

Он наблюдал, как они идут по аллее, окруженные деревьями с красно-коричневой и желтоватой листвой. На Миа — длинное платье из какого-то воздушного материала пастельного тона. Талия перехвачена широким кожаным ремешком. Она что-то говорит Нику, подняв к нему лицо. Он же, напротив, склонил голову, слушая ее. Рукой он обнимает ее за плечи. Картина настолько романтична, что хоть беги за фотоаппаратом.

Он закрыл глаза. У него очень болела голова.

Ник улетел в Ливерпуль, и Миа не находила себе места от беспокойства. Стоял обычный осенний день. Солнце светило тускло. Было душно, и в воздухе ощущалось что-то гнетущее. Время тянулось крайне медленно. Работы не было, в студию никто не заглядывал, и они с Лайзой решили закрыться раньше. Надеясь избавиться от нарастающей тревоги, Миа направилась в «Скорпио».

На столе при входе стояла фотография Оки, перевязанная черной траурной лентой. Атмосфера в доджо была подавленная. Кто-то рассмеялся, но потом оборвал себя.

Она упорно тренировалась где-то с час, но ощущение безмятежности, которое обычно посещало ее на тренировке, на этот раз быстро исчезло. Когда она стояла у аппарата с водой и пила из небольшой пластиковой чашки, кто-то тронул ее за локоть. Это был Чилли.