Прошло почти шесть лет со времени смерти ее матери. На балу будут люди, которые знали и хорошо помнили герцогиню. Они будут сравнивать блестящую герцогиню Чилтерн с дочерью, и сравнение будет не в пользу последней.

И вспомнятся сплетни, связанные с замужеством Кэсси.

Она бы с гораздо большим удовольствием провела вечер, свернувшись калачиком на кровати и думая о Сэмюеле, а еще лучше – зазвав его к себе в кровать и заставив забыть об их ссоре.

Эти мысли взволновали ее. Желание, овладевшее ею, было сродни помешательству. Кэсси казалось, что оно будет вечным и непреодолимым. Когда он спросил: «Что, если страсть не утихнет и через два месяца?» – ей хотелось задать встречный вопрос: «А если она не пройдет никогда?»

Нет. Она не должна попасться в эту ловушку, каким бы ни было искушение. Сэмюел хочет сохранить их брак только ради достижения своей цели. Если Кеньоны узнают о его неудаче в браке, это будет тяжелым ударом по его самолюбию.

А если она согласится жить с человеком, который не отвечает на ее любовь, это будет невероятно тяжелым ударом для нее.

Она не может предать свою мечту о свободе. Ей необходимо преодолеть любовь к Сэмюелу. Договор о раздельном проживании является залогом того, что она не будет зависеть от мужчины, сможет по-своему устроить жизнь и спокойно продолжать заниматься сочинительством.

Чувствуя потребность подержать в руках свою рукопись, Кэсси подошла к столу и села. Когда она наклонилась, чтобы открыть нижний ящик, то заметила на столе небольшой пакет, лежавший рядом с чернильницей. Взяв его в руку, она вздрогнула. Ее девичья фамилия опять была написана печатными буквами. «Леди Кассандре Грей».

Движимая болезненным любопытством, Кэсси разорвала коричневую бумагу и обнаружила очень красивую коробочку, украшенную синей и черной эмалью. Кэсси осторожно открыла ее, помня о том, как в прошлый раз из пакета высыпались лепестки роз.

На этот раз там оказалась сложенная записка, а под ней... на синем бархате лежала бриллиантовая брошь в форме змеи. У Кэсси перехватило дыхание. Она провела пальцами по поверхности броши, коснулась изумруда – змеиного глаза. Что-то знакомое почудилось ей в этом украшении.

Когда Кэсси развернула и прочитала записку, она похолодела от ужаса. И поняла, почему вид броши взволновал ее.

«Моя дорогая.

Эта брошь когда-то принадлежала вашей матери. Наденьте ее на бал у герцога Нэнвича, и я пойму, что вы хотите узнать мое имя.

Ваш самый горячий поклонник».

Сэмюел без особого энтузиазма управлял своим экипажем, который продвигался по запруженной улице. Стоял полдень, движение было весьма интенсивным, карета его с обеих сторон была зажата другими средствами передвижения, и он был вынужден медленно тащиться за подводой, доверху заставленной пивными бочками. Невозможность двигаться быстро только ухудшала настроение Сэмюела.

Черт возьми!

Ему следовало чувствовать себя безмерно счастливым после семи дней, проведенных как в раю. Он осуществил свой план и соблазнил свою жену. Сверх того, Кэсси оказалась женщиной, о которой любой мужчина мог только мечтать, – ненасытной в своем желании и изумительной любовницей.

Да, все было прекрасно.

За исключением того, что произошло по дороге домой.

Сэмюел помнил ее слова: «Я хочу, чтобы ты пообещал, что никогда не отберешь у меня ребенка».

Он крепко сжал вожжи. У него болело все внутри. Ее просьба глубоко его ранила.

Нет, он не был ранен, он был в ярости. Взбешен тем, что Кэсси посмела потребовать у него это обещание, тем, что она предъявляла права на ребенка, милостиво разрешая ему, Сэмюелу, посещать их. Но больше всего он был взбешен тем, что она все еще хотела покинуть его. А он-то думал...

Он надеялся, что их удивительная близость привяжет ее к нему. Не имея опыта, Кэсси, конечно, не могла знать, как редко бывает такое чудо. Но Сэмюел это знал. Он чувствовал себя как неопытный юноша, добивающийся своей первой девушки. Он не мог вспомнить ситуацию, когда бы он провел с женщиной целую неделю и жаждал ее еще в сто раз сильнее.

Честно говоря, он не мог вспомнить даже случая, когда провел бы с женщиной целую ночь. Он всегда получал удовольствие и уходил, не позволяя себе уснуть в женских объятиях, как это было с Кэсси. Невозможно, чтобы он так привязался к женщине, которая хотела покинуть его.

«Я хочу, чтобы ты пообещал, что никогда не отберешь у меня ребенка».

Неужели она так ужасно о нем думает? Нет, у нее не будет возможности оставить его. Он этого не допустит. Он заставит ее смириться с его постоянным присутствием в ее жизни...

В одном квартале от его конторы подвода наконец свернула за угол. Но тут Сэмюел заметил, что другая причина задерживала движение.

Толпа людей собралась у входа в кирпичный дом. Полицейский направлял движущиеся экипажи в объезд, все двигались медленно, давая возможность экипажам развернуться.

Нахмурившись, не понимая, в чем дело, и потеряв терпение, Сэмюел вышел на дорогу. Подозвав проходящего мимо мальчишку, он дал ему монетку и велел присмотреть за экипажем.

Сам же протиснулся через толпу любопытствующих, разговоры которых свидетельствовали о том, что произошло несчастье.

Несколько клерков из его конторы, с серыми лицами, толпились у стены. Еще один полицейский как страж стоял около какого-то предмета, лежащего на тротуаре. Это было человеческое тело.

Грубое одеяло было наброшено на труп, из-под него виднелись коричневые мужские ботинки и обшлага брюк. Лужа крови растекалась у головы.

– Что тут происходит? – встревоженно спросил Сэмюел.

Седой полицейский хмуро посмотрел на него:

– Извините, но сюда нельзя. Здесь идет официальное расследование.

– Я Сэмюел Фирт, владелец этого здания. Услышав новость, пожилой полицейский посмотрел на Сэмюела внимательнее. Сняв шляпу и прижав ее к груди, он сочувственно заговорил:

– Ужасная вещь произошла, сэр. Я как раз был на дежурстве недалеко отсюда и видел все своими собственными глазами.

– Что именно? Его сбили на улице?

– Нет, сэр. Джентльмен решил свести счеты с жизнью средь бела дня. Он прыгнул. Прямо оттуда. – Полицейский указал на крышу четырехэтажного дома.

У Сэмюела перехватило дыхание. Ничего не понимая, он пытался разобраться в этом кошмаре.

– Кто? Кто прыгнул?

– Спросите их. – Полицейский жестом указал на стоящих неподалеку смущенных клерков.

Служащие смотрели друг на друга, видно было, что никто из них не решался сообщить печальную новость.

Тогда из-за их спин протиснулся Мик. Шапочка его сдвинулась набок, на лице застыло выражение испуга. Он громко сглотнул, затем сказал: