Приведённое краткое перечисление даёт лишь приблизительное понятие о той громадной работе переустройства, совершить которое является для Государственной думы, Государственного совета и правительства историческою обязанностью (символично то, что Столыпин особо подчёркивает партнёрскую роль парламента в проведении реформ. – Авт.).

Переустройство это должно иметь основою укрепление и упорядочение начал истинной свободы и порядка, возвещённых с высоты Престола.

Ввиду этого правительство твёрдо и последовательно будет преследовать нарушителей права, прекращать со всей строгостью возникающие беспорядки и стоять на страже спокойствия страны, применяя, до полного её успокоения, все находящиеся в его распоряжении законные средства».

Крайне неблагоприятные для Столыпина итоги выборов во II Думу подтвердили то, что власть (к тому времени уже достаточно окрепшая и имевшая немало возможностей влияния) серьёзно в избирательный процесс не вмешивалась. Состав парламента оказался ещё более антиправительственным, чем предшествующий. Успокоение в стране пока ещё было, в значительной степени, внешним, и в сознании немалого количества избирателей остался революционный дурман, а значит и доверие к направленной против правительства Столыпина разрушительной демагогии революционеров. Из 518 депутатов II Думы было: социал-демократов – 65, эсеров – 37, народных социалистов – 16, трудовиков – 104, кадетов – 98, правых и октябристов – 54, автономистов – 76, беспартийных – 50, казачья группа насчитывала 17, партия демократических реформ – 1 депутат.

Таким образом, левые радикалы составили около 43 % членов новоизбранного парламента, что давало им широчайшие возможности для антиправительственной деятельности. Поддерживавшие (пусть и не во всём и с рядом оговорок) Столыпина правые и октябристы хотя и увеличили своё представительство (что свидетельствовало о растущей поддержке курса премьера), но, тем не менее, полученные ими 10 % не давали возможности создать проправительственное большинство. Также особо следует отметить, что сильно снизилось представительство в Думе кадетов (упустивших шанс на создание коалиционного правительства), потерявших целых 80 мест.

Было достаточно очевидно, что у премьера практически не было ни малейших шансов на установление взаимодействия с парламентом. Тем не менее, Столыпин сделал всё возможное, чтобы заручиться поддержкой Государственной думы в проведении политики реформ. Единственной надеждой председателя Совета министров было то, что разногласия между различными оппозиционными фракциями позволят ему лавировать и добиваться принятия нужных решений. В общем, другого выхода у него не было, что было очевидным даже для иностранных наблюдателей. Так, влиятельная немецкая газета «Tägliche Rundschau» тогда писала: «У г. Столыпина нет правительственного большинства, но зато большинство, выступающее против него, распалось в вопросе о тактике. Государственная дума, по-видимому, решила относиться к г. Столыпину с доверием (это, конечно, очень сильное преувеличение. – Авт.). Без преувеличения можно сказать, что будущее России покоится на плечах г. Столыпина. Очень возможно, что он и есть тот герой-рыцарь, которого ждёт Царь для спасения России».

6 марта Столыпин впервые выступает во II Думе, причём с программной речью, в которой была детально разъяснена вся правительственная политика реформ. Эта речь стала важнейшим из всех выступлений председателя Совета министров за весь период его государственной деятельности, и, в силу её особой значимости, остановимся на ней подробнее.

Первая часть речи премьера была посвящена законодательной работе, и из сказанного было совершенно очевидно, что Столыпин всё же рассчитывал на сотрудничество с Государственной думой, а не взял изначально курс на её роспуск. Не менее значимо, что глава кабинета прямо заявил о необходимости построения правового государства путём принятия новых законов, что не могло быть реализовано без взаимодействия с парламентом: «В странах с установившимся правительственным строем отдельные законопроекты являются в общем укладе законодательства естественным отражением новой назревшей потребности и находят себе готовое место в общей системе государственного распорядка. В этом случае закон, прошедший все стадии естественного созревания, является настолько усвоенным общественным самосознанием, все его частности настолько понятны народу, что рассмотрение, принятие или отклонение его является делом не столь сложным и задача правительственной защиты сильно упрощается.

Не то, конечно, в стране, находящейся в периоде перестройки, а следовательно, и брожения.

Тут не только каждый законопроект, но каждая отдельная его черта, каждая особенность может чувствительно отозваться на благе страны, на характере будущего законодательства. При множестве новизны, вносимой в жизнь народа, необходимо связать все отдельные правительственные предположения одною общею мыслью, мысль эту выяснить, положить её в основание всего строительства и защищать её, поскольку она проявляется в том или другом законопроекте. Затем следует войти в оценку той мысли, которая противополагается мысли законопроекта, и добросовестно решить, совместима ли она, по мнению правительства, с благом государства, с его укреплением и возвеличением и потому приемлема ли она. В дальнейшей же выработке самих законов нельзя стоять на определённом построении, необходимо учитывать все интересы, вносить все изменения, требуемые жизнью, и, если нужно, подвергать законопроекты переработке, согласно выяснившейся жизненной правде.

В основу всех тех правительственных законопроектов, которые министерство (имеется в виду МВД. – Авт.) вносит ныне в Думу, положена поэтому одна общая руководящая мысль, которую правительство будет проводить и во всей своей последующей деятельности. Мысль эта – создать те материальные нормы, в которые должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего времени. Преобразованное по воле Монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как, пока писанный закон не определит обязанностей и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут прочно установлены.

Правовые нормы должны покоиться на точном, ясно выраженном законе ещё и потому, что иначе жизнь будет постоянно порождать столкновения между новыми основаниями общественности и государственности, получившими одобрение Монарха, и старыми установлениями и законами, находящимися с ними в противоречии или не обнимающими новых требований законодателя, а также произвольным пониманием новых начал со стороны частных и должностных лиц».

Далее Столыпин дал объяснение необходимости принятия ряда крайне необходимых для проведения аграрной реформы, срочных законов в чрезвычайно-указном порядке и призвал Думу их утвердить. Слова премьера настолько аргументированны, что сами по себе опровергают все обвинения в его адрес относительно «игнорирования» парламента: «Не останавливаясь на законах, ведущих к равноправию отдельных слоёв населения и свободе вероисповедания, срочность осуществления которых не нуждается в разъяснении, считаю долгом остановиться на проведённых, в порядке чрезвычайном, законах об устройстве быта крестьян.