Оглушенный Ромео выдёргивает лицо из плена грандиозных округлостей. Пытается удержать в кулаке свой восставший хер. Пусть так! Пусть не в манду! Пусть не сейчас! Дама не отвергает кавалера – лишь потворствует своим вкусам. Придётся отложить завоевание. И довольствоваться тем малым, что посылает Судьба. Главное – смерть ещё не занесла топор над его взмыленной шеей! Михаил Сомов ещё в деле! Ещё в седле! Ещё успеет себя показать!

***

Миха трясёт членом над поверженным самоваром и разбитыми блюдцами. Отодвигает упавшее кресло. Его взору открывается зрелище, разгоняющее пульс до запредельных значений.

Прямо у ног, в окружении фарфоровых чашек, на траве лежит прекрасная дама. Сорочка расстегнута. Громадный бюст с такими же громадными сосками открыт лунному свету. Увы, на любование и восторги нет времени. Нона Викторовна приподнимает голову. Сверкая глазами, подгоняет ученика.

– Подай подушку с кресла! Я долго буду ждать? Иди сюда!

Поролоновая подушка оказывается под головой распалённой бестии. Роскошная грудь расплющивается о задницу Михаила Сомова. Счастливец сидит над лицом красотки. Окаменевший член упирается в щёку педагога из десятой школы. Нона Викторовна запрокидывает голову, открывает рот, плотоядно облизывается. Приподнимает языком лучшую часть своего ученика. Игриво шлепает кавалера по уцелевшей ягодице. Не дожидаясь, пока бестолковый оболтус поймёт намёк – снова командует. Снова нетерпеливо сверкает глазами.

– Сомов, подвигай задницей. Давай, прямо в горло. Ну же, не разочаровывай меня. Хватит нежничать, начинай, глубоко и ритмично!

Миха подчиняется. Упирается руками в землю. Стискивает дрожащими пальцами пучки травы. Касается алых губ. Погружается в гостеприимный рот. Двигается по горячему языку. Счастливый засранец берётся за работу. Млея от возбуждения и сокрушаясь о своей доле – начинает двигать бёдрами. Старается угодить требовательной даме. Изо всех сил таранит её лицо! Пытается упереться членом в заднюю стенку глотки! Снизу раздаётся хлюпанье, влажное причмокивание, шлепки яиц о подбородок!

Потерявшая голову фурия хватает кавалера за ягодицы. Нетерпеливо толкает навстречу тугому колодцу. Ногти впиваются в многострадальную задницу. Михаил Сомов сдерживает крик. Стискивает зубы – и терпит!

Снова терпит!

Терпит и потакает самым тёмным, самым противоестественным страстям!

Он пытается не смотреть на свежую могилу под кустом крыжовника. И старается изо всех сил. Загоняет бур как можно глубже! Как можно дальше! Нос красотки втыкается в лобковую кость! Прекрасные формы упруго сотрясается в такт размашистым ударам! Подушка вжимается в землю!

Миха старается во имя любви!

Его наградой становится тяжелые грудные стоны. Нона Викторовна сладострастно мычит. Что творится в голове у этой женщины, этого монстра? Громкие звуки летят над садом. Отражаются от тёмных стёкол в окнах купеческого дома. Заглушают шорох из зарослей шиповника.

Эрос берёт реванш? Вонзает нож в спину Танатосу? Насмехается над смертью?

Или Танатос торжествует? Низводит прекрасные порывы души до вопросов питания, пищеварения? До обыденного, постылого, бездуховного? До привычки? До ритуала? До обычной заправки перед новым явлением кошмарного? Перед новым актом кровавого? Новым триумфом смерти?

Череп или роза?

Роза или череп?

Стоны прерываются клёкотом, бульканьем, и плотными белыми струями из ноздрей Ноны Викторовны. Кавалер со страшной силой наполняет баки. Ногти входят в худосочную задницу.

Ночь разрезает истошный вой Михаила Сомова.

Вечер закончился признаниями, криками, стонами, и настойчивыми требованиями новых порций спермы. Желая угодить, Миха лез из кожи вон. Терпел, сопел, стискивал зубы, исследовал собственные пределы в деле липком и прекрасном, пока не рухнул на траву, словно обессиленный марафонский бегун.

Ночь прошла в беспамятстве.

Ранним утром Миха снова набрался храбрости и наглости. И направился к двери хозяйской опочивальни, желая понять, как далеко он продвинулся в завоевании дамского сердца. Однако, не смог перемолвится с красоткой и словом.

Всё утро Нона Викторовна провела с мобильником. Что-то кому-то доказывала, с кем-то ругалась, требовала, и даже угрожала скорой и неминуемой расправой. Из обрывков бесед Миха узнал, что она общалась с неким ростовщиком, неким чиновником, и неким начальником из некоего института.

После переговоров на повышенных тонах, Нона Викторовна заявила, что ещё до обеда Сомов будет избавлен от главной и единственной проблемы – запаха. Чарующего аромата, который рано или поздно соберёт всех кривоградских пожирателей под окнами купеческого дома.

Хозяйка проинструктировала школяра на случай, если перед калиткой появятся ценители рагу из человечины. И покинула дом, пообещав вернуться ровно через час, вместе со средством от всех бед.

***

Миха заперт на мансарде.

Сидит у окна и предаётся унынию.

На подоконнике – бинокль и мобильник. Время от времени он отрывается от разглядывания кустов шиповника. И таращится на огромный железный ящик, когда-то украшавший кабинет советского бюрократа. Неизвестно, как получилось заволочь огромный несгораемый шкаф на мансарду. Наверняка, не обошлось без подъемного крана.

Если на горизонте возникнут новые гости – у Сомова есть простой и надёжный план. Позвонить Ноне Викторовне. Забраться в сейф. Запереться изнутри. И молиться, чтобы обшарпанное хранилище для облигаций устояло перед зубами, когтями, пинками, и чёрт знает, чем ещё.

Впервые за много дней, Миха остался наедине с невесёлыми раздумьями.

Он пробавляется размышлениями о превратностях любви, вечными вопросами о черепе и розе. Не выдумав ничего нового, он переходит к материям действительно важным. Рассказы Ноны Викторовны с трудом укладываются в голове. Одно дело – верить собственным глазам. Другое дело – осмыслить и понять. Какого чёрта вчерашняя комиссия назначила его пожирателем? Совершенно точно, он не испытывает никакой тяги к человеческому мясу. Или крови. Тем более, к членам и сперме – Господи, упаси!

Сом горестно вздыхает. Желая чем-то себя занять, прикладывается к биноклю. Увы, за окном нет ничего занимательного. Он ковыряется в мобильнике – но в трубке вбит один лишь контакт. Номер кровожадной бестии, на тот случай, если вокруг дома соберётся компания с солью, перцем, и кастрюлями.

У Михи есть ещё одно средство от тоски и безделья – подарок его пассии. «Введение в Морбо-Космологию», труд академика Грижбовского, деда Ноны Викторовны. Сом кладёт на подоконник увесистый том. Пролистывает в поисках картинок. Морщится от бесконечных столбцов с формулами и графиками. Открывает наугад. Начинает читать.

***

…исследуя постулаты проф. Твердищева, мы неизбежно уверяемся в ошибочности «Протопирог-Гипотезы», равно как и в ошибочности Второй Теоремы Курцфогеля. Бессистемные феноменологические эксперименты с М-аббераторами привели к тому, что загнивающая научная мысль капиталистической Америки деградировала до махрового оккультизма, и всерьёз рассматривает влияние конгломерата транспланарных сверхсуществ, так называемых «М-богов», на базовые взаимодействия в рамках доступной нам физической модели пространства-времени. Этот абсурдный вывод базируется на массовом реактивном психозе научной группы Курцфогеля, а именно – на полной тождественности бреда и галлюцинаций двух сотен сотрудников Дартмутского Физического Университета. Падкая до сенсаций капиталистическая пресса возводит коллективные психопатические проявления в ранг религиозных откровений, раздувает и муссирует тему «Вторжения Мёртвого Бога» наравне с антинаучными вымыслами о снежном человеке и летающих тарелках. Заокеанские спекуляции вокруг опытов с М-аббераторами не должны сказаться на энтузиазме советских учёных в отношении принципиально-нового свода научных знаний, морбо-теории, призванной…