– Ковачи и Викинз живы. Помощи не требуют, – быстро доложился он по рации.

Остальные пехотинцы разбирались с «Хаммером», подвергшимся тарану в первые секунды боя. Капот был смят, двигатель дымился. Лобовое стекло пошло трещинами. Оба колеса с правой стороны были разорваны, и броневик стоял, накренившись. Два выстрела из РПГ не были особенно точными и большого урона не нанесли, однако двери с правой стороны были повреждены. Одна была приоткрыта, но ее намертво заклинило… Еще одной атаки машина точно не перенесла бы. Однако жизни двух солдат сохранила. Двери с левой стороны были быстро сняты. Из салона тянуло кислым. Внутренности броневика были залиты, засыпаны чем-то белым – то ли порошком, то ли успевшей подсохнуть пеной. Система пожаротушения сработала штатно и не дала пламени сожрать машину изнутри. Первым, кто оказался в салоне подбитого джипа, был санитар. Водитель не подавал признаков жизни. Лицо было залито кровью. Видимо, Питерс разбил его о руль, когда в них врезался грузовик. Санитар быстро проверил пульс.

– Он жив, но без сознания. Доставайте его.

Один из солдат по разбитому капоту забрался в турель и, проникнув в салон через люк на крыше, стал помогать товарищам доставать раненного сослуживца. Второй член экипажа подбитого броневика, Паттерсон, был в сознании, но, похоже, получил сильную контузию – не ориентировался в пространстве и не слышал ничего из того, что у него спрашивал медик.

На тела убитых боевиков солдаты внимания не обращали, только быстро собрали оружие у тех, кто остался лежать в границах периметра, – набралось с дюжину калашниковых…

В суматохе, творившейся в бункере после нападения, на Сергея никто не обращал внимания. Да и сам он как будто существовал вне этого пространства, вне этого времени. Между Бойченко и остальными будто образовалась какая-то непроницаемая мембрана, через которую он наблюдал за происходящим… Для него все закончилось. Как только он увидел то лицо в видоискателе, в ту же секунду, мгновенно, понял все. Скоро все закончится. Не только для него, но и для всех. Сергей глянул на Надю. Девушка что-то говорила Леониду, а тот показывал ей кадры, снятые им наверху. Всё. Вперед. Выбора не осталось. Да чего уж там… Его, похоже, и не было. Знал, куда шел. Знал, что не вернется. Что же до остальных… Тяжело осознавать, но это же война, тут такое иногда случается. С того момента, как Сергей оказался «в гостях» у американцев, он пытался найти выход из крайне непростой ситуации. Наджиб аль-Бахмар со своим отрядом подтолкнул Сергея к принятию решения, какое он сам считал абсолютно неприемлемым. Но в данном случае оно было единственно возможным…

– Вот, смотри, тут кирпичи вываливаются. Давай, посвети…

Родион засунул в проем винтовку. Луч света от фонарика, закрепленного под стволом, высветил немного, но этого было достаточно. За стеной, разрушенной первым взрывом, оказался проем шириной в метр. И ступеньки. Две. Третья терялась в темноте, но было совершенно очевидно, что ступенек там даже не три и не пять. Лестница уходила глубоко вниз. Из дыры тянуло каким-то могильным холодом.

– Чё за хрень… – Родион снял каску и попытался заглянуть дальше, в провал, – ничего не видно.

– Вы не знали что ли? – старший брат усердно расшатывал следующий кирпич, – что у вас тут есть… такое?

Кирпич с треском вывалился и следом за ним из стены выпало еще два небольших обломка.

– Нет, я не знал. И на плане бункера этого не было… Погоди расшатывать устои, надо доложить капитану.

Родион обернулся и застыл на месте. В лицо ему смотрел черный кружок калибра 7.62.

– Стой на месте. Не шевелись. Ты никуда не пойдешь.

Не опуская автомата, Бойченко резко схватил Родиона за лямку бронежилета и дернул в сторону от темнеющего провала.

– Серый, ты что… – шокированный действиями Бойченко, Павел замер на месте, – ты что делаешь?

– И ты отойди, – последовал резкий ответ.

– Ты рехнулся, Сергей, – Родион положил ладонь на рукоять своей М-4 – она оставалась висеть на плечевой лямке, – что происходит?

– Руки убери от винтовки.

Павел почувствовал, как по спине течет капля пота. За то время, которое он провел в Ираке, наверное, он успел выделить цистерну пота, но эта, единственная капелька, была какой-то особенной. По ощущениям это было как… острие холодного лезвия.

– Руки, я сказал, убери от винтовки, – в голосе Сергея сквозил металл.

– А вот хрен тебе, – Родион вскинул оружие.

Сергей слегка дрогнул, крепче уперев приклад в плечо.

Расстояние между стволами, которые Бойченко и Захаров уперли друг в друга, было около полутора метров. Оба были страшно напряжены и сконцентрировали вокруг себя столько энергии, что, казалось, между М-4 и АК вот-вот проскочит мощная, яркая электрическая дуга. Родион был бледен, но винтовки не опускал. Указательный палец прилип к спусковому крючку и уже успел выбрать холостой ход. Было ясно, что солдат не отступит. А взгляд Бойченко был как… как тот провал в стене. Черный и страшный. Павел физически ощущал, что эта дыра… она как космическая черная дыра, неумолимо затягивает их всех в себя и, если сейчас не сделать резкий рывок, не собрать все силы, то она поглотит все вокруг и не останется ничего, кроме мертвящей, безмолвной черноты, в которой нет ни пространства, ни времени.

– Опусти автомат, – Родион сделал небольшой шаг в сторону выхода.

– Стой на месте. Не заставляй меня…

– Ты идиот? – ствол М-4 смотрел в лоб Бойченко. – В трех метрах за стеной мой взвод.

– Мне плевать на твой взвод. Вы не понимаете… Я должен…

– Да что же за жопа такая! Родька, опусти… – Павел положил руку на ствол винтовки и брат был вынужден опустить оружие. – Какого хера, простите мой английский, тут происходит? Я к тебе обращаюсь, ты, придурок с автоматом, а? Объясни нам, чего мы не понимаем?

Павел встал напротив Бойченко, и автомат теперь смотрел ему прямо в лицо. «Наезд» продолжался.

– Чего мы не понимаем? Ты даже не пытаешься! Чуть что – за автомат! Что тут происходит? Ну? Или давай уже, стреляй. Через секунду тебя положат. И никто ни хрена не узнает, отчего это Сергей Бойченко, у которого есть дипломатическая неприкосновенность, вдруг решил поиграть в войнушку! Решат, что ты попросту свихнулся. В психи запишут.

Павел сделал шаг вперед – и дуло автомата уперлось ему в грудь.

– Я слушаю. Нет, мы слушаем.

Бойченко глубоко дышал, глядя на братьев. Руки все с большей силой сжимали оружие, но Сергей уже понял, что не сможет нажать на курок. Если он это сделает, то не успеет сделать все остальное. В голове билась одна горячечная мысль: он должен выполнить задание. Но он никак не может его выполнить.

– Ты знаешь, брат, – Павел не отрываясь смотрел в глаза Сергею, но обращался к Родиону, стоящему чуть справа, сзади, – у меня складывается такое впечатление, что это не мы чего-то не понимаем, а он чего-то не понимает. Серега… Опусти автомат. Мы не враги. Мы – хорошие. А плохие – там, снаружи.