Павел поднял руки перед собой. Родион сделал еще один шаг в сторону выхода. Там, за дверью столовой ходили люди, то и дело раздавались команды, слышались возгласы и доклады… «Только бы никто не вошел, – крутилось в голове пехотинца, – только бы никто сюда сейчас не вошел»…

Бойченко двинул стволом влево, снова направив его на Родиона, но через мгновение выдохнул. Выдох сопровождался каким-то жутким то ли стоном, то ли воем, шедшим откуда-то изнутри… Сергей обмяк и опустил оружие.

– Плохие скоро начнут новую атаку, – он уселся на кирпичи, которые Павел успел вывернуть из стены. Автомат он положил на колени, – у нас есть десять, ну, может быть, пятнадцать минут.

– С какого перепугу им возвращаться? Мы отбили атаку… – Родион все еще был настороже, – и мне необходимо доложить Майкману про подвал.

Бойченко ухмыльнулся.

– Погоди… Подвал… Сколько вас тут сейчас? Взвод? – Сергей грустно покачал головой. – Аль-Бахмар всех положит… Соберется, подтянет минометы и каюк вам. Так что мне теперь плевать.

– Зачем… Как ты сказал? Аль… Кто?

– Наджиб Аль-Бахмар. Командир иракского отряда.

– Откуда ты знаешь? Я обязан доложить об этом капитану! Любая информация важна! Тем более – такая!

Родион потянулся за рацией.

– Да погоди, успеешь… – Бойченко махнул рукой.

Что-то заставило Родиона повременить с докладом начальству.

– Вот что, ребятки… Наджиб Аль-Бахмар идет сюда. Сюда, – Бойченко показал пальцем за спину, на отверстие в стене, – понимаете? Ему все равно, сколько тут вас сидит. На его месте я бы согнал бы с крыши пулеметчиков, которые не дают ему подойти вплотную, а потом взорвал бы вход и закидал бы вас тут всех гранатами. Зуб даю – так и будет.

– Зачем ему бункер? Что там? – Павел взглядом показал на дыру.

Ответ на этот вопрос дался Сергею труднее всего. После небольшой паузы Бойченко улыбнулся, но улыбка вышла у него какая-то жуткая.

– Что там… Лестница. Пять пролетов вниз. По семнадцать ступенек каждый. На стене над вторым пролетом выключатель. Потом дверь. Герметичная. За дверью… Еще три пролета вниз – и площадка с люком в центре. Люк диаметром два метра. Сегментированная броневая плита тридцать сантиметров толщиной. Поднимается гидравликой, аккумуляторы, надо думать, уже давно сели… Значит, вручную… А под люком шахта. Пятьдесят метров глубиной… Как там… В ларце заяц, в зайце утка… В утке яйцо… А в шахте ядерная бомба.

– Ядерная бомба? – Родион заржал, – Не, ты точно шизанулся, Серый…

Однако Павла от слов Бойченко моментально продрало холодом.

– С чего бы там быть ядерной бомбе? – тихо спросил он.

– А ее там забыли. В 1991 году.

Родион перестал смеяться и уставился на Сергея.

– Кто забыл?

– Я…

Прошло несколько секунд, прежде чем сказанное «дошло».

– Погоди, – Родион выглядел несколько растерянным. То, что он услышал, выбивало его из колеи, – ты утверждаешь, что там ядерная бомба? Там лежит настоящая ядерная бомба?

– Ты меня не слушаешь, что ли, солдат? – Бойченко скривился в гримасе, – Да! Там! Лежит! Настоящая! Ядерная! Бомба!

– Э-э-э… чья? – Павел тоже с трудом переваривал информацию.

– Чья… Наша. Русская. То есть… Советская.

Услышанное шарахнуло сильнее, чем первый взрыв у бункера.

– Ты это серьезно?

– Нет, бля, это я так прикалываюсь. Сомневаешься? Пошли спустимся, поднимем ее. Наверняка там есть… Надписи. На русском языке…

– Почему ты нам сейчас об этом рассказываешь?

– А чего не рассказать? Последний день живем! Точнее – последний час. Или того меньше.

– А этот… как его… Макбар… Он откуда знает?

– Откуда знает… – Бойченко на секунду задумался, поиграл желваками… – Да неважно это. Знает и все. И хочет забрать.

– Что ты хотел сделать?

– Там есть… В общем, внизу… Над шахтой… Полторы тонны взрывчатки. Это когда строили. Стандартная закладка. Ну, типа, на крайний случай. Бах – и все, хороним заряд. Затыкаем шахту. Бункер, правда, тоже… Того. Вот, сейчас как раз такой случай. Крайний. Все ясно? Есть вопросы? Нет вопросов. Все, ребятки, мне некогда. Дела, знаете ли…

Бойченко вскочил на ноги и начал руками вытаскивать кирпичи, увеличивая размер дыры.

– Стоять!

Павел вздрогнул от резкого и неожиданного окрика, но Сергей даже не дернулся. Он только ухмыльнулся и, примерившись, стукнул прикладом по кирпичу, который никак не хотел вылезать.

– Я сказал стоять!

Родион держал Бойченко на прицеле и сделал шаг вперед. Весь его вид говорил о принятом решении и желании идти до конца.

– И что, ты меня застрелишь, американец?

Кирпич упорно не желал вылезать. В вопросе, который задал Бойченко, сквозил неприкрытый сарказм.

– Ага.

– Давай.

Кирпич вывалился и с глухим стуком упал на пол.

– Так, парни, погодите, – Павел снова выступал в вынужденной роли миротворца. В голове творилось что-то невообразимое. Мысли спутались в такой клубок, что к ним страшно было подступаться, – что нам делать?

– Ничего. Бери автомат и иди к остальным, стреляй в плохих, странно что они еще не атакуют… – Сергей пытался расширить проем, – черт, хорошо положили, никак не… Взорвать, что ли?

– Черт! Ты слушаешь меня? – Захаров-младший был в бешенстве и от волнения перешел на английский. – Стой!

Щелкнул предохранитель. Бойченко повернулся к нему.

– Вот как ты заговорил…

В любой другой ситуации Павел бы засмеялся, но сейчас…

– Какие еще есть варианты? – в мозгу бился только один вопрос: «Что делать?»

– Никаких! – теперь орал Сергей. – Никаких вариантов! У нас нет связи! У нас куча раненых! Помощь придет хрен знает когда. А знаешь, почему? Да потому что у нас нет этой, мать ее, долбаной связи! О том, что у нас тут творится, никто не знает! Воздушная разведка слепа из-за пыли в воздухе! Нас тут положат через час, а то и быстрее. И все! Когда командование очухается, тут уже ничего не будет! Теперь тебе ясно?

– О попали-то… – Павел посмотрел на Родиона, ожидая его реакции на эмоциональное объяснение Бойченко.

– Кое в чем он, конечно, прав… – Родион все-таки опустил оружие, – долго нам тут не продержаться.

– Он что, взорвет бомбу, что ли?

– Взорвет. Только где и когда – неизвестно.

– Чего делать будем, парни?

– Я должен доложить капитану… – твердо сказал Родион.

– Глупо, – пожал плечами Сергей, – капитан-то никому доложить не успеет… Все еще надеешься быть героем? «Медаль конгресса» получить хочешь? О’кей, ты ее получишь. Вы все ее получите. Только посмертно.