— Они ведь теперь не отступят, да?

— Вряд ли, — вздохнул он. — Похоже, мы увязли по самые уши в войне с апачами.

Позже, стоя в дверях, Генри взял руку молодой женщины и сжал, настойчиво глядя ей в глаза.

— Кэндис, — хрипло сказал он.

— Спасибо за новости, — вежливо отозвалась Кэндис, однако Генри не выпустил ее руки.

— Кэндис, он не вернется. — Это был не столько вопрос, сколько утверждение.

Она на секунду замерла, затем выдернула руку.

— Я устала, Генри. У меня был тяжелый день, и еще нужно переделать кучу дел, пока не стемнело.

Он не сразу отвел от нее взгляд, полный откровенной тоски.

— Ты заслуживаешь большего. Во всяком случае, не такого мужа, который бросил тебя здесь одну. Мужа, который…

— Это не касается никого, кроме меня, — оборвала его Кэндис. — До свидания, Генри. Твое белье будет готово через три дня, если не испортится погода.

Он открыл было рот, но ничего не сказал и вышел.

Кэндис захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, ожидая, пока Генри отъедет. Все ее мысли были о Джеке. Она думала о нем с той минуты, как Льюис рассказал ей о последних событиях, и его визит казался ей бесконечным. Где Джек? Может, прячется в затерянном в горах каньоне, готовясь к очередной схватке с белыми? Или преследует злосчастный караван фургонов с мирными поселенцами? Теперь он не вернется, даже если захочет. Один Бог знает, где Джек и как далеко. Закрыв глаза, Кэндис вознесла молитву о его благополучии. А потом вышла во двор, чтобы закончить стирку.

Апачи оставили разведчиков, прежде чем сняться с лагеря в каньоне Гудвина и отойти в горы Чирикауа, где располагался укрепленный лагерь Кочиса. Один из них вернулся и принес мрачное, но вполне предсказуемое известие о казни пленных индейцев. Джек, Кочис и еще несколько воинов спустились с гор, чтобы похоронить тела. Опасность была невелика, поскольку войска, прихватив с собой кареты с пассажирами, ушли с перевала Апачи.

Зимний ветер раскачивал шесть трупов, висевших на могучем дубе над свежими могилами трех американцев. Подъехав ближе, апачи увидели, что тела индейцев не тронуты. Взгляд Джека угрюмо скользнул по мертвым воинам, затем метнулся назад, к третьему из них.

Шоцки!

Застыв на месте, он смотрел и не верил своим глазам.

Это был Шоцки. Тело его брата покачивалось на ветру, голова склонилась набок, подбородок прижимался к плечу. Открытые глаза невидяще смотрели в пустоту. Ветер трепал длинные волосы, темные пряди касались лица, цеплялись за губы.

Джек застонал, исторгнув из недр души звук, полный невыносимой муки. Боль была так велика, так непомерна, что на секунду ему показалось, будто он сейчас умрет и последует за братом. Джек не мог пошевелиться. Он даже не заметил, что его спутники спешились. «Брат мой! — кричала его душа. — Брат мой!»

Джек тоже спешился. Он тяжело дышал, слезы застилали глаза. Это был один из самых тяжелых моментов в его жизни. Подойдя к Шоцки, он перерезал веревку и, подхватив брата на руки, опустился с ним на колени. Сдавленные рыдания вырвались из его груди. Джек долго сидел, прижимая к себе бездыханное тело. Он был не в силах постигнуть случившегося.

Джек не знал, сколько прошло времени, прежде чем его слезы иссякли. Он глубоко вздохнул, снял петлю с шеи Шоцки и разгладил красные рубцы на шее, словно мог стереть жуткие отметины. Шоцки! Безмерная боль вновь нахлынула на него. Джек обнял брата и закрыл глаза, прижавшись щекой к его волосам. Он знал, что должен действовать, должен похоронить Шоцки, но не мог пошевелиться.

Когда он поднял голову и огляделся — вокруг никого не было. Только тихое белое утро, отмеченное безмолвием смерти. Поднявшись на нетвердые ноги, Джек осторожно, как бесценную ношу, поднял тело брата и отнес к своему коню.

Возле родников уже шли приготовления к похоронам. Когда Джек подъехал, никто не посмотрел на него, никто не окликнул. Воины держались в стороне, уважая его скорбь. Оцепенев от горя, Джек обмыл брата, прощаясь с ним перед долгой разлукой. Он не мог поверить, что Шоцки мертв. Повешен. Немыслимая смерть для воина. Шоцки, с которым он вырос, с которым боролся и бегал наперегонки. Его лучший друг, который был ему ближе, чем родной брат. Шоцки, за которого он охотно отдал бы собственную жизнь. Которого любил больше всех на свете, кроме жены и матери. Но то была другая любовь. Шоцки был неотъемлемой частью его кровоточащей души.

Джек снова одел брата и снабдил его всем, что необходимо воину в путешествии в иной мир. Вооружил собственным ножом и «кольтом», отдал свою куртку и одеяло. Он похоронил его в расщелине на скалистом склоне, поросшем можжевельником, и убил лошадь, которую привели с этой целью. Слезы то и дело наворачивались на его глаза. Джек ушел, отчаянно желая забвения.

Вымывшись и окурив себя благовонными дымами, апачи тронулись в обратный путь. Джек ехал с воинами, ощущая нарастающий гнев, слепой и безрассудный. Лишь одна внятная мысль пробилась через пелену горя, застилавшую его мозг: месть.

Месть.

Она питала его ум, согревала тело и душу, помогала сохранять рассудок в течение следующей недели, проведенной в скорбном уединении. Погруженный в свое горе, Джек ничего не замечал, ни с кем не общался, не мог есть. Лагерь притих, временами оглашаясь плачем и причитаниями женщин, потерявших близких. Все ждали, пока кончится срок траура Кочиса, гадая, сколько он протянется. Вождь ни с кем не встречался, и никто не видел его.

Ровно через неделю после похорон брата Джек начал приходить в себя. Как ни велико было его горе, он понимал, что жизнь продолжается и его миссия не окончена. Впервые за несколько дней Джек поел, потом нашел Нахилзи и сообщил ему, что отвезет печальную весть родным Шоцки. На рассвете Джек выехал из лагеря.

Остановившись на ночь на привал, он к утру добрался до реки Сан-Педро и с трудом устоял перед искушением двинуться на восток, к Эль-Пасо, от которого его отделяли два дня пути. Джеку мучительно хотелось увидеть Кэндис. Только она могла дать ему забвение, притупить его горе, хотя бы ненадолго. Но он повернул на север, к вздымавшимся за долиной горным отрогам, а в полдень, воспользовавшись дымовыми сигналами, нашел племя Шоцки. Оно разбило лагерь на берегу небольшой речушки, протекавшей по каньону к западу от долины.

Джек понимал, что Луси, хотя и надеется на лучшее, готова к худшему. Остатки попавшего в засаду отряда должны были вернуться еще неделю назад. Видели ли они, как солдаты захватили Шоцки и двух воинов? Джек не знал ответа на этот вопрос и не представлял себе, как смягчить удар, который нанесет известие об их гибели. Солнце уже позолотило вершины гор, озаряя землю последними благодатными лучами, когда Джек въехал в лагерь.

Весть о его прибытии быстро разнеслась по стойбищу. Джек спешился, глядя поверх голов окруживших его мужчин, которым не терпелось услышать новости о войне. Апачи связывались между собой с помощью сигнальных дымов, разводя цыпочку костров. К этому времени все племена, обитавшие на обширном пространстве от Мексики на юге до Колорадо на севере, знали, что Кочис вышел на тропу войны против белых. Джек едва отвечал на хор дружеских приветствий, не сводя глаз со спешившей к нему Луси, за которой следовала Дати. Взгляды Джека и Луси встретились. Собравшись с духом, он двинулся ей навстречу, расталкивая толпу. Побледнев, Луси остановилась. Она что-то произнесла, и хотя Джек не слышал ее слов, но понял, что это отрицание. Он подошел к ней и схватил за плечи.