Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кликая один мейл за другим, Тарталья согласно кивал, а сам наскоро прочитывал сообщения. Крис вначале поинтересовался у Келли, какой способ самоубийства ее больше всего привлекает, а затем последовала стремительная серия коротких деловитых вопросов-ответов.
Достать снотворное не проблема.
Мне лично идея повеситься не близка…
Провести трубку от выхлопной трубы в салон автомобиля — да, мне кажется, это безболезненный способ уйти. Довольно скоро мы просто как бы уплывем… и все.
Может, стоит поставить фоном красивую музыку? Хотя тогда придется решать какую, а у нас, подозреваю, вкусы разные. Но если сама идея вам по душе, уверен, насчет музыки мы как-то договоримся.
А машина у вас есть? Свою я продал месяца два назад…
Куда бы нам поехать? Мне лично нравится Южный Даунс в графстве Сассекс. Можно и к морю… Или вы предпочитаете остаться в Лондоне?
Я стараюсь не мудрствовать. Как и вы, я хочу только одного — поскорее совершить это.
Похоже, Хаммерсмитский мост был предложен Келли по «сентиментальным причинам», распространяться о которых женщина не пожелала.
Из нагрудного кармана куртки Фуллертон достал трубку и мешочек с табаком.
— Чертовски все странно и непонятно, как думаете? — заметил он, уминая щепотку свежего табака в трубке и раскуривая ее.
Поплывший запах сразу же вызвал в памяти Марка дедушку, его тезку. Тот всю жизнь тоже курил трубку, даже на смертном одре дымил. У него имелись всякие курительные принадлежности, полагающиеся при такой привычке: коллекция прокуренных трубок, чистилки и старомодные деревянные кувшинчики для хранения табака. Теперь все это переехало на каминную полку в кабинет его отца в Эдинбурге. Выкинуть эти вещицы на помойку ни у кого не хватило сердца.
— Вы о чем? — уточнил Тарталья.
— Знаете, я могу понять — человек впадает в такую тоску, что охота ему только одного — убить себя. По-моему, каждый на это имеет право. Но с трудом верится, что для этого требуется компания. Тем более человека, которого он и в глаза не видел.
— Возможно, потенциальный самоубийца опасается, что струсит в самый ответственный момент. Ему требуется моральная поддержка.
— Разве вам не кажется, что тут что-то нечисто? Представьте свидание вслепую. — Фуллертон проткнул воздух обгрызенным черенком трубки. — Ходили когда? Порой получается чертовски неловко. Являетесь вы на условленное место, к вам подходит другая особа. Но она совсем не такая, какой себя описывала. У вас возникает чувство, что вас надули. А случается и того хуже: у вас мгновенно вспыхивает к ней неприязнь. И как поступить? Сказать ей: ах, ошибочка вышла, ступайте-ка себе домой, милочка? Что, если и здесь так получилось?
— Еще хуже, если другой человек совсем не рвется лишить себя жизни, а явился понаблюдать, как умираете вы.
Фуллертон, сражавшийся с трубкой, стараясь раскурить ее, замер. Трубка повисла в воздухе.
— Да это же псих какой-то! — буркнул он с отвращением, мотая головой.
— Ага, вполне согласен. Но не исключено, что именно с таким случаем мы имеем дело, — отозвался Тарталья, изучая последние мейлы Келли к Крису, написанные всего за два дня до инцидента на мосту. Глаз его выхватил несколько предложений:
Могу ли я по-настоящему доверять вам? Откуда мне знать, что вы тот, за кого себя выдаете? Что вы не лжете мне? Простите мою резкость. Я не хочу отталкивать вас, если вы искренни.
Я рассказывала вам, что со мной случилось до нашего знакомства, так что вы понимаете, отчего я так осторожна. В интернете встречаются такие странные люди. Надеюсь, вы — не из таких. Крис — это ваше настоящее имя? А может, вы — Тони и тоже пытаетесь одурачить меня? Пожалуйста, позвоните мне, успокойте. Я действительно хочу сделать это. Я не могу дольше терпеть.
— Крис, Тони… Путаница какая-то, верно? — заметил Фуллертон.
— Наш парень прикрывается разными именами. Сейчас слишком рано делать окончательные выводы. Мне нужно прочитать и другие ее письма.
Фуллертон запыхтел трубкой и выдохнул большое облако дыма:
— Этого я и боялся. За какой период времени?
— Для начала — прошлогодние. Когда вы сумеете их предоставить?
— Займемся сразу же. Но у нас сейчас штат недоукомплектован, и я сумею выделить на это задание всего двоих. А вы не сможете одолжить нам людей?
— У нас тоже, знаете, напряг. Но я переговорю со старшим инспектором Стил. Посмотрим, чем сумеем вам помочь. Во всяком случае, сейчас уже есть крепкие основания для нашего участия в этом расследовании. — Тарталья взглянул на часы. Надо не откладывая позвонить Стил. Через полчаса ему нужно быть в больнице, повидать Трэвора. Заезжать в Барнс времени не остается. А после больницы он договорился — с большой неохотой — встретиться с Фионой. — Что слышно от экспертов?
Фуллертон покачал головой.
— Ладно, позвоню им еще, подгоню. Они знают, что наше расследование первостепенной важности, срочность номер один. Впрочем, сейчас все такие. — Тарталья поднялся, и Фуллертон следом — проводить его до двери. — Что известно о личной жизни Келли Гудхарт?
— Я разговаривал с ее боссом, — ответил Фуллертон. — Он-то и сообщил о ее исчезновении. Очень расстроен, но говорит, что, в общем, не удивлен. По его словам, Келли уже давно находилась в депрессии, он считал, она даже посещает психотерапевта. Понимаете, она вышла замуж за юриста из ее же агентства. На медовый месяц они поехали в Шри-Ланку, и двадцать шестого декабря, в День рождественских подарков, их накрыло цунами. Ее муж погиб, тела так и не нашли. По-видимому, Келли так и не сумела оправиться после его гибели.
Донован потребовался чуть ли не целый день, чтобы отыскать Николу Слейд. За последние два года та несколько раз переезжала и теперь наконец поселилась в Криклвуде, в квартире на первом этаже, которую снимала вдвоем с подругой. Никола как раз вернулась с работы. Работала она в местной начальной школе, временно замещала учителя. Пухленькая, росточком чуть выше Донован, каштановые редкие волосы до плеч, очки; на вид около тридцати. Одета она была в просторный лиловый джемпер и серую расклешенную вельветовую юбку, доходившую до верха ее ботинок на толстой подошве.
Никола предложила Донован чаю с имбирными бисквитами, и они устроились в обшарпанной гостиной, окнами выходившей на цементный пятачок перед домом. Донован уселась на диван, а Никола на большую подушку, брошенную на пол; она скрестила ноги, прикрыв колени юбкой, как ковриком. Комната, декорированная целым лесом растений в горшках, висящих в кашпо из макраме, казалась довольно мрачной; единственным источником света служила одинокая лампочка в центре потолка, упрятанная в японский бумажный абажур.