Что-то в официантке — то ли улыбчивое непонимание, то ли исковерканный английский — наводило его на мысли об Иоланде. Еще одна тупая телка из тех, что прикатывают в Англию в надежде на красивую жизнь, но даже не дают себе труда выучить как следует язык. Надо же, красивую жизнь им подавай! Шлюхи и проститутки все до одной. Во всем виноваты глупые британские налогоплательщики и ЕС. Хотя ему это даже на руку. Газеты постарались испортить ему обедню, и прежний его метод больше не сработает. Так или иначе, его все равно пора было менять. Занимательно будет попробовать что-то новенькое. Для разнообразия. Есть крошка Иоланда, ни сном ни духом не ведающая, что творится в большом мире вокруг нее, вполне созревшая, чтобы сорвать ее, как плод. Тома изумляло, что нашлись люди, нанявшие своим детям такую няньку. Ведь в наше время родителям следует быть осмотрительными как никогда. Или они так поглощены работой и своей жизнью, что им наплевать на собственных детей? Жалко расходовать свой талант на такую мелочь, но не хочется упускать подвернувшийся случай. Иоланда, тупая маленькая сучка, буквально сама напрашивается.

Том глянул на заголовки газет. Скользнул глазами по первым страницам и отложил на скамью, обтянутую красным ледерином. Какое разочарование! Сегодня про него ничего не пишут. Быть может, это хитрая уловка? Желают заставить его почувствовать собственную незначительность? Не нравилось ему и прозвище, каким его наградили, — Жених. Вяловатое какое-то, яркости недостает. Хотя, возможно, в образе Жениха им представляется Смерть. Нет, нет, эта кличка не бьет наповал, как, к примеру, Йоркширский Потрошитель или Ночной Сталкер. Остается надеяться, что журналисты проявят больше изобретательности, когда лучше познакомятся с его талантами. Они же пока и о половине их не ведают!

Официантка плюхнула на стол перед ним жидкость, отдаленно напоминающую капучино. Сквозь тошнотворный налет какао на поверхности Том сделал глоток и с отвращением отставил чашку. Жест пропал впустую: потаскуха уже занималась другим посетителем. Записывала заказ, улыбаясь ему дешевой, заигрывающей улыбкой. Том вперил в нее взгляд, ненавидя в ней все: лоснящуюся толстощекую физиономию, обесцвеченные волосы. И почувствовал: он на грани. Оглядел дрянную, с глубоким вырезом майку и короткую джинсовую юбчонку, не оставляющие простора для воображения. Ноги неаппетитные, бесформенные; «ножки от рояля», — выражалась про такие его бабка.

Вид официантки возбуждал Тома, он почувствовал прилив знакомого желания. Прикрыв глаза, Том представил, как ведет ее в тихое местечко, швыряет о стенку, тяжело наваливается на нее, заведя ей руки за спину, а его рука как кляп зажимает ей рот и нос. Он гораздо сильнее этой девки. В глазах у нее он видит панику, она лягается, отбивается, пытается укусить его. Лицо у нее розовеет, потом становится лиловым, изо всех сил она тщится поймать хоть капельку воздуха. Будто бабочку, наколотую на булавку, он будет удерживать ее столько, сколько понадобится. Выжидать, пока она вконец ослабеет и тело ее обмякнет. Изысканный миг угасания жизни. Выражение удивления, навсегда застывшее у нее на лице, когда он медленно снимет руку с ее рта. Точь-в-точь как у старой ведьмы, его бабки. Какое наслаждение он получает от этой картинки!

Сегодня утром Том в первый раз за долгие месяцы ходил на исповедь и увидел на одной из скамеек бабку, одетую в черный вдовий наряд, как и многие другие старушенции, набежавшие в церковь, будто им больше нечем заняться. Бабка на него и не взглянула, словно ей безразлично, здесь он или нет, что он поведает священнику. Он ожидал своей очереди в исповедальню и сделал вид, будто не замечает ее — не доставил ей удовольствия.

А когда вышел после исповеди, старуха уже исчезла. Он обнаружил бабку дома в ее любимом красном бархатном кресле у камина. Она высокомерно игнорировала факт, что камин — пустой и холодный. Словно пламя свечи, фигура бабки просвечивала, подрагивая и помаргивая. Она медленно повернула к нему угрюмое желтое лицо. В глазах у нее стыла злоба, когда она одними губами, беззвучно выговорила какое-то слово. «Ублюдок» — вот какое слово она произнесла, не сомневался Том. Он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Не стану на нее смотреть! Пусть себе убирается на хрен! «Ублюдок», «маленький ублюдок» — так она всегда называла его. Как же он ее ненавидел! Он бы душил ее еще и еще раз, будь такое возможно.

На этот раз желание вернулось гораздо скорее, чем случалось прежде. Мучительное, разъедающее душу, пульсирующее, как удары сердца. Голод. Нутряное, скручивающее внутренности томление. Оно становилось все неодолимее. Способ утолить его только один. Нужно поменять декорации, подкорректировать сценарий. Ничего, зато импровизировать будет забавно. И Том был уверен, это принесет не меньшее удовлетворение. Пока он мысленно выстраивал сценарий для маленькой Иоланды, в мыслях у него — по неведомой причине — всплыло лицо женщины-детектива.

Уже под вечер Тарталье позвонил инспектор Майкл Фуллертон из Хаммерсмитского отдела расследования убийств.

— Мы выяснили, кто была та женщина на мосту, — сообщил Фуллертон. — Имя — Келли Гудхарт. Американский юрист, живет в Лондоне. Ей было чуть за тридцать, жила в Кенсингтоне, одна. Об исчезновении сообщил ее босс. Полицейский из тамошнего участка зашел к ней домой и нашел предсмертную записку.

— Вы проверили ее электронную почту?

— Вот потому-то я и звоню вам. Она переписывалась с каким-то парнем, и они уговорились покончить с собой — ну, знаете, двойное самоубийство. Но есть тут кое-что еще… Вам лучше приехать и взглянуть самому.

Час спустя Тарталья сидел напротив Фуллертона в его маленьком кабинете и просматривал копии последних мейлов Келли Гудхарт. У Фуллертона уже обозначилось брюшко, светлые волосы поредели, в конце месяца он собирался уходить в отставку, поэтому был не в восторге от свалившегося ему на голову расследования.

Его команда начала с просмотра электронной корреспонденции за прошедшие три месяца. Если смерть Келли окажется подозрительной, то копать придется и за несколько прошлых лет. Большинство ее мейлов — за исключением редких покупок, сделанных в интернет-магазинах, и заказов билетов в театр — были адресованы семье и друзьям в США. И лишь в течение последнего месяца Келли обменялась десятком, а то и больше писем с человеком, называвшим себя Крис. В конце концов они условились встретиться на мосту Хаммерсмит и вдвоем совершить самоубийство.

Сходства между мейлами Тома и Криса Тарталья не заметил. Крис писал коротко, почти деловито. Они с Келли обсуждали идею самоубийства и обговаривали дату и место встречи, а также способ самоубийства обыденно, точно люди, обсуждающие, каким путем удобнее добираться в аэропорт. В письмах не было даже намека на принуждение или психологическое давление. Разве что… Разве что Том такой умник, что сменил методы, имея дело с Келли, которую не нужно было уговаривать убить себя: она и без того желала проделать это.

— Есть соображения, как они познакомились? — осведомился Тарталья.

Фуллертон отрицательно помотал головой:

— Пока непонятно, но я полагаю, через один из этих поганых сайтов о самоубийствах. Названия у них — закачаешься! Типа «Одинокие сердца»… Они сводят незнакомцев для совершения совместного самоубийства. Подобных сайтов в мире — сотни. По моему мнению, все их следует запретить. Они несут зло, побуждая несчастных, отчаявшихся бедолаг к самоубийству. Расписывают конкретно, как все сделать, и всякое такое.