Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грязненько? Ну а что вы хотите, революцию в белых перчатках не сделать, по-любому замараешься! Вспомните, как наследство Саввы Морозова получали, какая там грязная и мутная история с самоубийством фабриканта приключилась. Ах да, это чуть позже будет.
Евгений рассеянно прикурил папиросу. Прочь эту лирику, пора подумать о более насущных проблемах. Надо перво-наперво собрать вещи, которые помогут ему переждать сумятицу. А значит, путь его снова лежит в направлении кабинета резидента — пошерстим маленько сейф на предмет денег и чистых документов.
Прихлебывая свежесваренный кофе, Белугин деловито просматривал всевозможные бланки, печати и штемпели. Богатая у Бориса Львовича коллекция имелась, обзавидуешься. При желании можно было сварганить себе хоть царскую грамоту. Да такого качества, чтобы сам Николай Второй долго скреб в затылке, вспоминая, когда это он успел такое подписать. И ни малейших сомнений в подлинности собственной подписи у него не возникло бы.
Подумав, Евгений отобрал для себя пару паспортов, бумаги на право выезда за пределы Российской империи с открытой датой, несколько чековых книжек и пяток аккредитивов, позволяющих получить деньги в банках-корреспондентах известного швейцарского банка. Не то чтобы он сильно нуждался, но, как говорится, запас карман не тянет. На текущие расходы Белугин выгреб всю наличность, которую нашел в сейфе и ящиках стола. Резную дверцу потайного отделения выломал при этом не задумываясь — лень стало идти искать ключ. Да и вообще, чего уж теперь.
Сумма в общей сложности вышла внушительная — в пару тысяч рублей с какой-то мелочью. По меркам этого времени не Рокфеллер, конечно, но жить можно. Крупные купюры не брал — мало ли, вдруг номера переписаны, отследят мгновенно.
В комнате помощника обнаружилась неплохая коллекция стрелкового и холодного оружия. Евгений искренне пожалел, что не может утащить с собой все понравившиеся экземпляры. Да, Борис Львович со товарищи жили припеваючи, ни в чем себе не отказывали. Правильно, наверное, когда еще представится такая возможность. Да и жизнь такая штука… быстротечная.
Белугин с сожалением отложил в сторону очередной ствол и решил не мудрствуя лукаво взять полюбившийся ему «браунинг» первый номер — компактное, легкое и скорострельное оружие, излюбленный пистолет российских мещан и революционеров. Присовокупил к нему несколько пачек патронов, наточенную до бритвенной остроты финку в потертых ножнах и… а что еще? Да все, вроде. Не помешало бы, конечно, прихватить что-нибудь из снаряжения своего времени, но, вот беда, найдут его в два счета — фонит оно не по-детски. Иномирное происхождение так и прет. А жаль, прибор ночного видения, ПБС[12]и несколько световых и шумовых гранат явно не помешали бы. Так, теперь пошукать в прихожей какой-нибудь подходящий портфельчик, разжиться одежкой, и можно сваливать. Не ровен час, кто-нибудь из сотрудников резидентуры на огонек заявится или попробует связаться с начальством. Усугублять свою вину еще одним убийством не хотелось. Так что просто спасибо этому дому, пойдем к другому.
Выйдя на улицу, Белугин с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. После долгого времени, проведенного в помещении, немного закружилась голова, но Евгений постоял чуток и справился с минутной слабостью. Огляделся. Если память не подводила, то он находился где-то в районе Остоженки. Ну да, вон там Хилков переулок. А вон в том неказистом доме в прошлом веке обосновалась моднейшая лечебница минеральных вод. Воды, разумеется, привозили из-за границы, а больные их пили, принимали ванны и в свободное время гуляли по роскошному саду, ведя светские беседы. Затеял этот «бизнес» врач по фамилии Лодер, и говорили, что народ, глядя на фланирующую под музыку публику, называл его пациентов лодырями. Было ли так на самом деле или же это всего лишь красивая легенда, Евгений не помнил. Так, всплыл в памяти забавный факт, не более.
— Куды нужно, барин? — «Ванька»[13]лихо затормозил санки возле Белугина, обдав того снегом. — Мигом домчу, лошадка — огонь!
Евгений с недовольным видом стряхнул с себя грязь и с сомнением оглядел каурого Росинанта.
— Врешь, поди, стервец! — сказал он брюзгливо. — Доходяга какая-то кобыла твоя.
— Да что вы такое говорите! — задохнулся в праведном возмущении извозчик — обыкновенный мужик, какого можно встретить в любом русском селе. Конопатый, нос картошкой, небольшие серые глаза на морщинистом лице. — Как не совестно вам, напраслину-то почем зря возводите!
— Ладно, не гоношись, — оборвал его Белугин. — На угол Большой Ордынки и Черниговского. К доходному дому Дурилина, знаешь такой?
— А, это который в прошлом году отстроили? Знаю. Сей миг домчим. Садись, барин!
— Смотри у меня, — пригрозил на всякий случай Евгений, — растрясешь, так шиш с маслом получишь. Рука у меня болит, так что аккуратней вези.
— Понял, барин, — закивал «ванька». — С войны рана-то или… — он многозначительно подмигнул. Белугин нахмурился, соображая. А, наверное, думает, что мое ранение — это последствие революционных событий, сообразил он.
— Со смутьянами не якшаюсь! — сухо и отрывисто бросил Евгений. — И вообще, хватит уже болтать, поехали.
«А ведь логичнее было сначала меня вырубить, а уже потом дверь закрыть, — мысли в голове двигались медленно, тягуче, словно густой мед, стекающий с ложки. — Хотя, может, так они и сделали? Здорово меня саданули. Черт, башка совсем не варит. Надо встряхнуться!» — Белугин машинально подергал руками. Наручники больно врезались в запястья. Да уж, положеньице.
Алексей сидел на стуле в знакомой комнате. Руки заведены назад — проверил, они надежно скованы, не вырваться. За столом перед Белугиным расположился незнакомый мужчина в мышиного цвета костюме. Он и сам был очень похож на упомянутого грызуна: мелкие остренькие черты лица, противные усики, редкие волосы, обильно намазанные какой-то гадостью, придающей блеск, ручки-лапки, заботливо перебирающие разложенные бумаги.
Давешних «волкодавов» в поле зрения не наблюдалось. Ловкая парочка, кстати, хорошо работают — надо отдать им должное. Разыграли все как по нотам. Вот и верь после тем, кто говорит, что к аборигенам можно относиться как к братьям нашим меньшим — с чувством собственного превосходства. Нагнули на раз-два, пикнуть не успел. Да и в лоб так качественно закатали, что мысли плавают, как муха в сиропе. Смешно сказать, он даже не помнит, как лишился пистолета и как его приволокли в комнату.
За спиной слышалось чужое ровное дыхание, и ноздри щекотал отчетливый запах чеснока, но повернуться и посмотреть, кто же это его пасет, Белугин не мог. Точнее, когда только-только очухался, то попробовал, но сразу скулу обжег чувствительный удар, в глазах заплясали разноцветные звездочки, а человек-мышь равнодушно бросил, не поднимая головы: