– Ты можешь идти, Грегор, – произнесла Констанция упавшим голосом, – Фридрих объяснит твое превращение тевтонским рыцарям сам. А с этого момента ты поступаешь в распоряжение господина Шмидта. Он отвечает за твою жизнь до экзамена. Он же назначит тебе учителей немецкого языка и место, где ты будешь жить.

«Отлично, – подумал Забубенный, – а что будет, если я экзамен не сдам, переэкзаменовка или сразу на виселицу?». Но промолчал, взглянув на Констанцию, чья усталая красота его по-прежнему привлекала, хотя она до сих пор так и не переоделась в королевские одежды, больше подобающие ее статусу. Даже не отдохнула с дороги. «Просто деловая женщина какая-то, – подумалось Забубенному, – хотя ведь она из-за меня старается. Можем ведь больше и не увидеться. Кто его знает, что будет».

Скользнув прощальным взглядом по изящному стану жены императора, Забубенный вышел из бордового кабинета вслед за черным человеком, тихо побрякивая оружием, с которым ему, наверняка, тоже скоро придется расстаться. Механики мечей не носят. Хотя, херр Шмидт имел на боку какой-то узкий и короткий клинок. Не то кортик, не то длинный кинжал. «Наверное, этот кинжал ему тоже по этикету полагается», – подумал Григорий.

Херр Шмидт уверенным шагом преодолел коридоры дворца, даже и не думая сворачивать в зал, где танцевали другие вельможи, хотя и его, наверняка, можно было отнести не к самым бедным государственным служащим сицилийского королевства. Но, то ли он не был приглашен, то ли предпочитал механизмы танцам, но херр Шмидт быстро покинул императорский дворец. Все еще думая о Констанции, Забубенный смирился со свой судьбой и, не раздумывая, шел следом за главным механиком сицилийского королевства, чья черная спина маячила перед ним в пяти шагах.

Выйдя из дворца через большие ворота на какую-то боковую улицу, они сразу же углубились в город. Здесь, у ворот, к ним молча присоединились еще четверо, одетые, как херр Шмидт. Григорий вглядывался в их молодые лица, пытаясь понять, то ли это сыновья главного механика, то ли его подмастерья. Если первое, то одеты были просто по моде, заданной папашей. А если второе, то, скорее всего, у местных механиков была форма. А сам Забубенный в белом тевтонском плаще смотрелся, среди них ярко но, наверное, не очень уместно. Коня ему никто не подвел. Передвигались они пешком.

«Хорошо бы, что бы все настоящие тевтонцы остались на банкете, – рассуждал Забубенный, – а то насмешек не оберусь. Или вдруг оскорбить кто задумает. Драться придется».

Вообще размышления механика о своей судьбе были сейчас не очень веселыми. Шагая по узким улицам Неаполя сквозь толпу разноцветных горожан, экс-тевтонец думал о том, кем же его теперь сделают. Оставят свободным механиком, низведут до подмастерья, или того хуже сделают рабом-механиком. И заставят выполнять всякие грязные и нудные операции типа закручивания гаек, отлучив от творческой работы. Но без креатива Забубенный не мог. Просто не выжил бы. «Нудная работа хороша для немцев, – подумал он вдруг и осекся, – а я сейчас среди кого?».

Предаваясь грустным размышлениям, Григорий Забубенный изредка смотрел по сторонам, а иногда наверх, вспоминая, что в древности с канализацией были проблемы. Унитазов и смесителей не хватало. Поэтому изобретательные жители городов выливали помои прямо с балкона на улицу. Часто на головы прохожим. Запашок был еще тот. Стояла жара, лишь помогавшая болезнетворным бактериям размножаться в свое удовольствие. Дувший с моря ветерок не спасал положение, ведь на его пути было выстроено множество домов, а улицы извивались, как змеи. Но херр Шмидт не обращал внимания на местные запахи. Он был привычен к этому и шел своим курсом, ловко уворачиваясь от помоев, летящих сверху и перешагивая через кучи мусора на камнях мостовой.

Всю дорогу херр Шмидт проделал молча. Вряд ли он знал язык русичей, да и говорить пока было не о чем. А может, он считал это ниже собственного достоинства. «Интересно, – подумал Григорий, – ему объяснили, что я не тевтонец? Наверное, да». С момента знакомства прошло уже более получаса, но херр Шмидт не проронил пока ни звука.

Группа механиков шла вниз, как определил направление Забубенный, в сторону порта. Несколько раз им на встречу попадались конные сицилийские рыцари. По одному и группами, похожими на патрули. Они подозрительно поглядывали на тевтонца, шагавшего за главой местных механиков, а ему самому, как показалось Григорию, даже отдавали какое-то подобие чести. Видно, херр Шмидт был здесь в почете, и его каждая собака знала.

Когда путники проходили мимо лавки местного башмачника, притулившейся на перекрестке дорог, до слуха Забубенного донеслась итальянская речь.

– Ва бене, синьорэ, – говорил простолюдин, одетый в потертую матерчатую куртку, хозяину лавки, примеривая кожаный башмак, – ми пьяче. Даккордо.

«Да это просто мегаполис какой-то c кучей разноплеменных туземцев, – растерянно подумал Григорий, покосившись на простолюдина, который согнулся перед ним в почтительном поклоне, – итальянский еще придется учить. Интересно, а на каком языке общаются на Сицилии? Констанция говорила что-то про сарацин. Неужели прозорливый Фридирх не догадался ввести один государственный язык? Не такой уж он прозорливый, получается».

Пройдя еще сотню метров и оказавшись у выхода на пирс, херр Шмидт резко свернул направо и, по узенькой тропинке, петлявшей между прибрежными скалами, устремился в сторону нескольких больших зданий, напомнивших Григорию амбары в Бриндизи. Эти строения жались к самому морю, у них имелся собственный пирс, а рядом стоял довольно симпатичный трехэтажный особнячок из коричневого камня с белыми ставнями. По всей видимости, здесь и обитал главный механик сицилийского королевства.

Так оно и оказалось. Пройдя по тропинке, они остановились у каменного особняка. Херр Шмидт о чем-то обмолвился парой слов со встречавшим его у дверей человеком и, толкнув створку, вошел в дом. «Слава богу, похоже, не немой», – пронеслось в голове у механика, вошедшего следом. Четверо молодых людей тоже оказались в доме. Ничего не говоря, они мгновенно рассредоточились по комнатам. «Значит, это все-таки сыновья, дорогу знают, – решил Забубенный, проходя в гостиную и осматриваясь, – хотя, кто их разберет. Вроде и самые толковые подмастерья частенько жили в доме у мастера».

В гостиной было по-немецки строго. Каменный пол. Мебель крепкая. Большой стол. Много высоких стульев. Массивный комод и длинные полки на стенах с какими-то кадками и бочонками. На одном из стульев сидел невысокий седой человечек, но одетый куда более жизнерадостно, чем Шмидт. На нем были зеленого цвета куртка и красные штаны. Ноги покоились в коричневых грубо сшитых ботинках, а рядом лежала черная шляпа с короткими полями и небольшим рыжим пером. «Тиролец, что ли, – присмотрелся Григорий, – или Тиль Уленшпигель местного разлива». Незнакомцу не хватало только штанов с подтяжками и кружки пива в руке.

Херр Шмидт снял свою шляпу, бросил ее на комод, и, кивнув незнакомцу, сел за стол. Забубенному он тоже сделал знак сесть. А незнакомец, получив сигнал говорить, открыл рот и произнес на ломаном русском:

– Херр Шмидт рад приветствовать вас, херр Грегор, у себя в доме.