Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ни в коем случае. – Дора подавила желание погладить его по щеке, ослабить его напряжение. – Разрешаю поорать на меня, если это улучшит твое настроение. Мне обычно помогает.
– Может, лучше позвать полицейского, чтобы тебя арестовали за приставание на улице?
Дора похлопала ресницами.
– Неужели кто-нибудь поверит, что такая малявка, как я, нападает на такого крутого парня, как ты?
Джед наградил ее свирепым взглядом.
– Может, хотя бы заткнешься?
– Мне больше нравится раздражать тебя. Знаешь, если будешь так сжимать челюсти, сломаешь зуб. Ли во сне скрежетала зубами, и теперь ей приходится надевать на ночь специальную пластинку. Это стресс. Ли всегда о чем-нибудь беспокоится. Я совсем не такая. Когда я сплю, то от всего отключаюсь. Именно в этом заключается смысл сна, не так ли?
На следующем углу Джед остановился и повернулся к ней:
– Ты ведь не отвяжешься?
– Не-а. Я могу продолжать до бесконечности. – Дора подтянула «молнию» его куртки, поправила воротник. – Брент расстроен, потому что любит тебя. А тебя это гнетет: ты чувствуешь себя виноватым. Представляю, как тебя давил груз ответственности. Должно быть, большое облегчение – ни за что не отвечать некоторое время.
Трудно сохранять самообладание рядом с человеком, который видит тебя насквозь. Но если он сорвется, на место гнева прокрадется отчаяние.
– У меня были основания для отставки. И ничего не изменилось.
– Почему бы тебе не рассказать об этом?
– Это касается только меня.
– Ладно. Хочешь услышать, почему я бросила сцену?
– Нет.
– Отлично, я все равно расскажу. – Дора повернула за угол, на улицу, где Джед оставил машину, и потянула его за собой. – Я любила играть. Неудивительно, учитывая мою наследственность. И я была хорошей актрисой. Когда я выросла из детских ролей, начала играть классику и современных авторов. Рецензии были потрясающими. Но… – Дора украдкой взглянула на него. – Я заинтересовала тебя?
– Нет.
– Но, – продолжала она, совершенно не обескураженная, – я чувствовала, что хочу заниматься чем-то другим. Затем, около пяти лет назад, я получила наследство от моей крестной матери, Анны Логан. Может, ты слышал о ней? Она блистала во второразрядных фильмах в тридцатых-сороковых годах, а потом открыла свое агентство.
– Я никогда не слышал о ней.
– Ну, у нее было полно денег. – Мимо на огромной скорости промчался автомобиль, и поднявшийся ветер взметнул волосы Доры. – Я ее обожала. Она прожила нелегкую жизнь, а когда умерла, ей было около ста лет. Так что я взяла деньги и закончила курсы менеджеров. Хотя мне это ни к чему – я имею в виду курсы. У меня деловая хватка в крови.
– В твоей болтовне есть какой-то смысл, Конрой?
– Я к нему перехожу. Когда я сказала родным о своих намерениях, они расстроились. Им было больно оттого, что я не хотела использовать мои таланты и продолжать традиции Конроев. Они любили меня, но хотели, чтобы я стала тем, кем не могла быть. Я не была бы счастлива в театре. Я хотела открыть свой магазин, свое дело. И даже понимая, как сильно разочаровываю их, я все же сделала то, что сама считала правильным. Я взяла ответственность на себя, хоть и не сразу привыкла к ней. Трудно, когда тебя любят, волнуются о тебе.
С минуту Джед ничего не отвечал, удивляясь, что больше не злится. Где-то во время ее монолога гнев исчез, словно буря, унесенная ветром, ветром ее настойчивости.
– Итак, мораль твоей невероятно длинной и запутанной истории: раз я не хочу быть полицейским, то и не должен злиться, когда друг пытается заманить меня обратно, взывая к чувству вины.
Дора со вздохом повернулась к нему, остановилась и положила ладони на его плечи.
– Нет, Скиммерхорн, ты ничего не понял. – Теперь она была совершенно серьезна и смотрела на него с сочувствием. – Я не была создана для театра, так что я приняла решение, с которым не согласилась моя семья, но в глубине души я знала, что права. Ты – полицейский до мозга костей. Просто ты еще не готов признать, что, когда вступил в полицию, принял правильное решение.
Джед схватил ее за руку.
– Хочешь знать, почему я ушел? – В его глазах больше не было гнева, только абсолютная пустота, испугавшая Дору больше, чем любой гнев. – Необязательно было убивать Спека. Были другие способы поймать его, но я на них наплевал. Я довел ситуацию до той черты, за которой один из нас должен был умереть. Так случилось, что умер он, а я получил чертову благодарность, хотя мог арестовать его без единого выстрела. И если бы мне пришлось повторить это, я поступил бы так же.
– Ты сделал свой выбор, – осторожно сказала Дора. – Думаю, большинство людей сочли бы его правильным… твои начальники явно так решили.
– Ты не понимаешь. Я использовал полицейский жетон для личной мести. Не для защиты закона, не ради справедливости. Ради себя.
– Человеческая слабость, – тихо сказала Дора. – Держу пари, тебе нелегко было смириться с тем, что ты не совершенен. Зато теперь ты будешь еще лучшим полицейским.
Джед крепче сжал ее руку и дернул к себе. Дора вскинула голову, и он слегка отстранился, но не отпустил ее.
– Почему ты это делаешь?
Она нашла самый простой ответ: вцепилась в его волосы и прижалась губами к его губам. И ощутила в этом поцелуе все его смятение, все раздражение, но и еще кое-что: глубокое и вполне человеческое желание.
– Вот так, – сказала она, оторвавшись от него. – И думаю, что, несмотря на все мое здравомыслие, ты мне далеко не безразличен. – Джед открыл было рот и снова сжал зубы. – Возьми на себя и эту ответственность, Скиммерхорн.
Дора подошла к его машине, забрала у него ключи.
– Я веду.
Джед молчал, пока она открывала пассажирскую дверцу, пока садилась за руль.
– Конрой?
– Да.
– Ты мне тоже небезразлична.
Дора улыбнулась и включила зажигание.
– Приятно слышать. Знаешь что, Скиммерхорн? Давай прокатимся с ветерком.
Дом Финли возвышался над Лос-Анджелесом великолепным памятником честолюбивым замыслам своего хозяина. Начал строительство один кинорежиссер, чья любовь к архитектурной роскоши вскоре исчерпала его финансовые возможности, а Финли перекупил дом вместе с участком в момент затишья на рынке недвижимости. Естественно, он немедленно установил более сложную сигнализацию, построил крытый бассейн – хотя в Лос-Анджелесе редко шли дожди – и обнес свою собственность высокой каменной стеной, охранявшей ее, как ров – старинный замок.
Будучи прирожденным наблюдателем, Финли не желал выступать в роли наблюдаемого.
Он несколько переделал кинозал, занимавший третий этаж его крепости: добавил целую батарею телеэкранов и мощный телескоп, а вместо широких кресел с подголовниками заказал огромный угловой диван, обтянутый вишневым бархатом. Чаще всего он развлекался здесь в одиночестве, наслаждаясь домашними фильмами, в которых главную роль играл сам.