Каким образом эти церкви смогли уцелеть? Этот вопрос вскоре озадачил и самих турок. В 1490 году султан Баязид II потребовал отдать патриаршую церковь Марии Паммакаристы. Патриарху Дионисию I удалось доказать, что Мехмет II совершенно точно пожаловал церковь патриархии. Султан уступил, но приказал снять крест с вершины купола; также он не отказался запрещать своим чиновникам отчуждать у христиан другие храмы.

Примерно тридцать лет спустя султан Селим I, питавший неприязнь к христианству, предложил своему оторопелому визирю насильно обратить всех христиан в ислам. Услышав, что это едва ли осуществимо, он приказал хотя бы конфисковать у них все церкви. Визирь предупредил патриарха Феолепта I, и тот благодаря ловкому законнику по имени Ксенакис представил пред лицо султана трех почти столетних янычар. Феолепт признал, что у него нет писаного фирмана о защите церквей, так как тот сгорел при пожаре в патриархии. Но трясущиеся вояки поклялись на Коране, что, находясь в личной гвардии султана-победоносца, в то время как он готовился с триумфом войти в Константинополь, они видели, как из разных частей города к нему подходили видные люди с ключами от своих районов в знак капитуляции. Поэтому Мехмед разрешил им сохранить свои церкви. Султан Селим признал это свидетельство и даже позволил христианам вновь открыть две или три закрытые его чиновниками церкви (их названия не указываются).

Снова вопрос встал в 1537 году при Сулеймане Великолепном. Патриарх Иеремия I тогда сослался на решение султана Селима. Сулейман посоветовался с шейх-уль-исламом как с высочайшим авторитетом по мусульманским законам, и шейх постановил: «Насколько известно, город был взят приступом. Но то, что христианам оставили церкви, доказывает, что он сдался». Сулейман, который был неплохим законоведом, согласился с его постановлением, и церкви в очередной раз оставили в покое[116].

Впоследствии султаны были не так снисходительны. В 1586 году Мурад III отобрал Паммакаристу; и к XVIII веку у христиан осталось только три церкви, построенные до завоевания: Святого Георгия Кипарисского и Святого Димитрия Канаву, первую вскоре уничтожило землетрясение, а вторую – пожар, а также Святой Марии Монгольской, которую турки могли забрать сразу после взятия города, если бы султан-победитель не отдал ее своему греческому архитектору Кристодулу, а тот уже передал ее церковным властям. Когда во времена Ахмета III турки пытались их присвоить, юрист патриарха Димитрий Кантемир смог показать визирю Али Кепрюлю фирман, жалующий ее Кристодулу. Она осталась церковью, но пострадала во время антигреческих погромов в 1955 году.

Насколько достоверным можно считать свидетельство предъявленных патриархом стариков-янычар в правление Селима? Димитрий Кантемир, грек с татарскими предками и человек огромной эрудиции, написал в конце XVII века труд по истории Османской империи, чрезвычайно ценный, так как он использовал в основном турецкие источники, хотя и редко указывает, какие именно. В этой книге он выдвигает теорию, что Константинополь действительно капитулировал, но, когда послы императора сопровождали султана в город, христиане не разобрались в ситуации и обстреляли их, и потому разъяренные турки штурмовали стены. По этой причине султан постановил, что, так как город наполовину сдался, христиане могут оставить себе церкви в половине города – в той, что западнее Аскерая (Воловьего форума) до стен. Эта очевидная выдумка. Кантемир заявляет, что узнал ее из турецкого источника – от историка Али, но в действительности она уже излагалась в Historia Patriarchica, написанной веком раньше, хотя автор усомнился в ее истинности. Можно предположить, что это попытка турок найти объяснение тому, что христианам оставили часть церквей. Эта же история повторяется в сочинениях некого Хусейна Хезарфена, родившегося чуть раньше Кантемира, но придумал ли он ее сам или взял из какого-либо источника, известного им обоим, нам уже не установить[117].

Пусть эта история абсурдна, но ее нелепость не лишает смысла эпизод со старыми янычарами. Нужно иметь в виду, что представлял собою Константинополь в то время. Это не был современный город – плотная конгломерация домов. Даже в разгар византийского процветания городские районы разделяли парки и сады. К 1453 году, когда население столицы сократилось до менее чем десятой доли от того, что было в XII веке, город превратился к скопище поселений, из которых многие, скорее всего, находились на приличном расстоянии от соседних. Вероятно, каждое было обнесено своей оградой. Квартал Петрион давно уже окружала стена. Вполне возможно, что старшины некоторых этих поселений, когда стало известно о бреши в стенах, сразу же сдались ближайшим турецким войскам. Все погибло, не было смысла в дальнейшем сопротивлении. В таком случае командир местных турецких войск должен был под охраной послать старшину к султану, который ожидал у стен, и заявить ему о своей капитуляции. Мехмед оставил при себе часть надежных войск, возложив на них функции военной полиции, и, безусловно, послал некоторых из них охранять окруженные кварталы от грабежа. Фактически янычары рассказали чистую правду.

У нас есть данные, которые это подтверждают. В начале XVII века Эвлия Челеби заметил, что некоторые рыбаки Петриона «происходят от греков, открывших ворота Петриона Мехмеду II» и «даже сейчас освобождены от всяких податей и не платят десятины инспектору рыбных промыслов». В XVIII веке английский путешественник Джеймс Даллауэй познакомился с преданием о том, что, «пока отважный Константин защищал ворота Святого Романа без всякой надежды, другие из осажденных от трусости или отчаяния договорились с захватчиками и открыли ворота Фенара, чтобы впустить их. Поэтому они получили от Мохаммеда II соседний квартал и некоторую неприкосновенность». Если внимательно посмотреть, какие церкви пережили падение города, станет ясно, что все они (за одним исключением) находятся либо в кварталах Петрион и Фанар, либо в Псамаии и на юго-западных склонах города. Следовательно, можно предположить, что эти кварталы действительно успели вовремя сдаться и таким образом сохранили свои богослужебные здания. Удалось ли местным жителям сохранить и свои дома, и личную свободу, уже не так ясно. Исходя из описания города после разграбления у Критовула напрашивается вывод, что весь он был разорен и все уцелевшие горожане обращены в рабство. Однако Константинополь охватывал обширную территорию, и неприкосновенность некоторых отдаленных районов вполне могла остаться незамеченной. Конечно, в городе должны были остаться горожане, которые смогли выкупить часть пленных.

Султан не желал унаследовать совершенно разрушенный город, и, как покажет будущее, ему очень хотелось быть не только султаном турок, но и императором греков. Он был не против сохранить отдельные кварталы для будущих греческих подданных и разрешить им оставить себе тамошние церкви. Своевременная капитуляция нескольких поселений в городских стенах пришлась бы очень кстати. Пожалуй, это могло бы объяснить и судьбу церкви Святых Апостолов. Ее большое здание стояло недалеко от главной улицы, проходившей от того участка стен, где первые турки вошли в город, до Святой Софии и Ипподрома и района Старого дворца. Перед церковью должны были пройти целые толпы солдат-победителей, и кажется невероятным, что они не ворвались в нее и не опустошили, если только им не помешали силой. Следовательно, Мехмед должен был поставить особую стражу для охраны церквей. Мы можем только предполагать, что, возможно, он уже решил забрать Софийский собор как главный храм империи и обратить его в мечеть, дабы показать, что отныне надо всем главенствуют турки, но при этом оставить грекам, как второму народу империи, вторую по величине церковь. Как видно, он без всяких колебаний отдал ее патриарху всего через несколько дней после падения города. А то, что позднее патриарх отказался от нее по собственной воле, в данном случае не имеет значения[118].