Она выглядит сейчас совсем не так, как обычно. На лице минимум макияжа, волосы собраны в небрежный хвост, из которого торчат выбившиеся пряди. Глаза женщины красные из-за лопнувших сосудов, как будто она несколько суток провела без сна.

Ёжась от ветра, Стрельникова сильнее запахивает на себе куртку, бросая на меня уничтожающий взгляд.

— А я смотрю, ты быстро освоилась, а Лера? — брезгливо осматривает меня с ног до головы. Так, словно рядом с ней мусор. — Молодец, девочка. Далеко пойдёшь. Вот смотри и по головам уже ходить научилась.

От слов Ольги мне становится тошно. Во рту собирается горечь, которую хочется сглотнуть, или выплюнуть. Я знаю, что она имеет ввиду. Что это я виновата в том, что Костя уволил её с работы и разорвал с ней все контакты. И не смотря на то, что я понимаю, что совершенно здесь не причём и Стрельникова сама загнала себя в эту ситуацию, мне всё равно хочется оправдаться. Потому что где-то глубоко внутри меня сидит маленький червячок вины, который грызёт меня изнутри с того самого благотворительного вечера, когда я рассказала Косте о всех Ольгиных кознях.

— Послушайте, Ольга… — начинаю осторожно, потому что, судя по внешнему виду женщины, она явно не в себе. — Мне правда очень жаль, что так вышло. И я не просила Костю, вас увольнять…

— Слушай, ты так искусно притворяешься невинной овечкой, — перебивает меня, и, склонив голову вбок, изучающее всматривается в моё лицо. — Я просто поражаюсь тебе, честно. В хорошем смысле этого слова. Так круто изображала из себя страдалицу после похорон родителей. Ну сейчас то уже можешь выйти из образа. Я ведь тебе теперь не конкурентка.

Непонимающе смотрю на женщину. Она ухмыляется, разглядывая меня с нескрываемым презрением, так, что у меня не остаётся никаких сомнений в том, что она действительно верит в то, что говорит.

— Вы… вы сума сошли? — выдавливаю, пятясь от неё на несколько шагов. — Вы действительно думаете, что такими вещами можно шутить?! Погибли мои родители!!! И я сама получила травмы! Головы и бедра! Для чего мне нужно инсценировать потерю памяти?! Вы ненормальная?!

На последних словах срываюсь на крик, на который тут же обращают внимание проходящие мимо студенты, но мне плевать. Впервые за всё это время плевать, что кто-то будет смотреть на меня и что-то там думать. В горле застревает комок и из глаз самопроизвольно хлещут слёзы, которые я судорожно стираю рукавом куртки.

— О, так ты что, правда ничего не помнишь? — заинтересованно меня разглядывая, Стрельникова расплывается в слащавой улыбке. — Слушай, а так даже интереснее. Значит, ты у нас и вправду жертва? Ну тогда я очень советую тебе, повнимательнее приглядеться к своему женишку. Он, деточка не такой идеальный, как тебе кажется.

— Что вы имеете ввиду? — спрашиваю, чувствуя как сердце лихорадочно стучит по рёбрам.

— Хочешь, чтобы я сама тебе об этом рассказала? — округляет глаза. — Сума сошла? Чтобы твой Костик свернул мне шею? Нееееет, детка. Придётся самой вспомнить.

— Я не могу… — выдавливаю из себя, из последних сил борясь с истерикой. — Не получается.

— Ох, бедная, бедная сиротка. Ну я даже не знаю…. Ну разве что вот эта вещица что-то тебе подскажет…

Засунув руку в карман куртки, Ольга достаёт оттуда кулон в виде маленького ангелочка на тонкой золотой цепочке и, пользуясь моим замешательством, вкладывает его мне в руку.

— Сделала всё, что смогла малыш, — улыбается, разворачиваясь ко мне спиной. — Дальше уже твоя забота.

Подмигнув напоследок, женщина удаляется, оставляя меня одну.

Растерянно смотрю на кулон, не понимая, что это всё может значить. Он очень красивый, с маленькими изумрудами на крылышках у ангелочка, но совершенно для меня посторонний.

Чувствуя резкий упадок сил, разочарованно выдыхаю, и сжимаю кулон в руках. И в этот самый момент, всё перед моими глазами темнеет, и сознание прошибает яркая вспышка, которая, как и обещал доктор, в один момент ставит всё в моей голове на свои места.

Меня словно утягивает в воронку и отбрасывает на несколько недель назад. В ту страшную ночь, когда мы с родителями попали в аварию.

И нет, я не смотрю на все это со стороны, как в каком-то кино. Я являюсь непосредственной участницей событий. И это ещё ужаснее…

Паника. Дикая, всепоглощающая и необузданная. Это единственное, что я чувствую в тот момент, когда машина стремительно набирает скорость, несясь вперёд по пустынной ночной трассе.

Сердце стучит в ушах так громко, что этот звук подавляет все остальные. Мои глаза мечутся от отца, напряжённо сжимающего руки на руле, к матери, сидящей рядом с ним на переднем пассажирском сидении.

Кажется, она что-то говорит мне, но я не могу разобрать ни слова. Страх сдавливает грудь, сжимает горло ледяной хваткой и сковывает тело, словно в колючем капкане.

С силой зажмурившись, я пытаюсь сконцентрироваться на мамином голосе.

— Всё будет хорошо. Лера, ты меня слышишь? Папа обязательно всё решит. Просто дыши, милая. Давай, ну же, вдох-выдох. Вот так.

Я пытаюсь делать так, как она говорит, но это сложно. Воздух застревает в горле и не доходит до лёгких.

Перед глазами до сих пор стоит образ того мужчины. Его голубые глаза с мелкими зелёными вкраплениями, холодный взгляд и жёсткие черты лица. Он внушает страх, даже находясь на расстоянии, и как бы я ни старалась выбить его из своей головы, он снова появляется, стоит только зажмуриться.

Повернувшись ко мне лицом, мама тянет руку, но я не успеваю за неё схватиться, потому что в этот же самый момент чувствую резкий толчок в спину, и нашу машину выносит с автострады.

Пространство вспарывает оглушительный лязг металла, и я чувствую резкую боль в затылке и бедре в тот момент, когда седан делает кувырок через крышу и влетает бочиной в рекламный щит.

Истошный крик сдавливает уши, и только спустя мгновение я понимаю, что он вырывается из моего собственного рта.

Разбитые ветровые стёкла.

Холодный, промозглый ветер, лижущий кожу.

Тёмные пятна.

Кровь.

Повсюду.

Глаза лихорадочно мечутся по искорёженному салону.

Мама. Она тянула ко мне руку. Я должна дотронуться до её ладони. Я держусь за эту мысль, как за спасительную соломинку, делая слабые попытки продвинуться вперёд, но правая нога оказывается зажата в искоробленной дверце машины, и каждое движение приносит нестерпимую боль.

— Мама! — мне хочется закричать, но из-за сорванных голосовых связок из груди вырывается лишь хриплый шёпот.

Тишина.

Почему мне никто не отвечает? Почему я не слышу их голосов?

Дёрнувшись ещё раз, я утыкаюсь лбом во что-то тёплое и липкое и, подняв голову вверх, вижу перед глазами безвольно повисшую руку матери. Кровь стекает по её запястью и капает на моё колено. Рядом покоится неестественно вывернутое тело отца. Его голова повёрнута в мою сторону, и глаза открыты. Но они пустые. Стеклянные, как у пластмассовой куклы.