— Хм…

— Я ответил на все ваши вопросы?

— Вполне, — кивнул с задумчивой улыбкой Плотников. — Рискованную комбинацию вы затеяли.

— А у нас есть выбор?

— Выбор есть всегда.

— Увы… — развел руками Император. — У меня не то положение, чтобы искать альтернативы. Мне нужно побеждать, причем настолько сокрушительно и решительно, чтобы не потребовались новые грандиозные войны. А другого способа я не вижу.

То же время. Германская империя. Фамильное поместье Бисмарков

Отто фон Бисмарк внимательно смотрел в пустоту. Пресса, доставленная к завтраку, сегодня разочаровала и всполошила его не на шутку. Не вся она была свежей, например, те же испанские газеты имели недельную давность, однако это не меняло ровным счетом ничего.

— …Отто! Вы слышите меня? — как из тумана, донесся знакомый голос. Бисмарк заморгал глазами и огляделся. Прямо перед ним стоял его старый друг — Вильгельм Штиберт.

— Какими судьбами?! — улыбнулся бывший канцлер. — Не думал, что вы заедете ко мне в гости. В Берлине столько дел…

— Отто, я за вами.

— В самом деле?

— Вильгельм очень интересуется вами и хочет видеть при дворе. Фридрих, конечно, долго сопротивлялся, но Вайс нам всем очень помог и личными хлопотами поспособствовал вашему возвращению ко двору.

— В самом деле? Зачем ему это?

— Ему не нужны влиятельные оппозиционеры. Поэтому вам надлежит прибыть в Берлин…

— Он мне подготовил роль придворного шута?

— Отнюдь. Фридрих был испуган вон этими газетами, — он кивнул на стол.

— Что, испугался хитрого московского медвежонка?

— Медвежонка? — удивленно поднял бровь Штиберт. — А мне казалось, что это Ротшильд начал свою игру.

— Зачем ему поступать так? Насколько я знаю Альберта, он всегда старался действовать очень аккуратно. И тихо. А тут, как вы видите, налицо наглый и резкий шаг, причем весьма профессиональный. Вы удивлены?

— Нет, пожалуй. Просто непонятно, с чего вы взяли, что это именно русский Император.

— Это его почерк.

— Хм. Впрочем, это все не важно. Вам надлежит прибыть в Берлин и занять пост советника Императора по вопросам внешней политики. Он испуган сложившимися обстоятельствами. А именно Большой войной, которую описали в испанских газетах. Германская империя к ней не готова. Вот я ему и рассказал по случаю о том, что вы еще в 1872 году ее пророчили, описывая, какие страсти ожидают нашу добрую Германию в ходе этих военных столкновений. Выслушав меня, Фридрих сменил гнев на милость. Он сильно пересмотрел свои взгляды на вас. Да и Вайс вовремя вставил свое веское слово. Дорогой друг, вы снова в деле! Столько лет ожидания, и вот Германия о вас помнит!

— Это лестно, но я не знаю, как поступить. У нас с Фридрихом такие противоречия… — покачал головой Отто.

— Боюсь, что через несколько лет вам придется работать не с Фридрихом, а с Вильгельмом.

— И что заставляет вас так считать?

— Состояние здоровья Императора. Оно, хотя и почти незаметно, ухудшается. Вайс поделился конфиденциальной информацией, о которой врачи пока не решаются говорить кому-либо: есть опасения, что Фридриху осталось жить от двух до четырех лет. Причем чем дальше, тем сильнее он будет терять контроль над ситуацией из-за ухудшающегося самочувствия. Источники он, безусловно, не назвал, но такой солидный человек вряд ли будет вводить в заблуждение своих союзников. Возникший вариант, связанный с отравлением, я отмел как нереальный. Если бы Вайс знал о том, что кто-то специально медленно убивает Императора, пуская на его место агрессивно настроенного наследника, то он, безусловно, вмешался бы. При его полномочиях подобный шаг был бы очевиден и разумен. Особенно в свете того, что Йоган не хуже нас понимает, что втягивать Германию в Большую войну — глупо и бессмысленно, и сделает все возможное для того, чтобы ее отсрочить или избежать. Думаю, Фридрих чем-то очень серьезно болен. Но прошу вас об этой новости особенно не распространяться. А лучше — вообще держать язык за зубами.

— Все так плохо?

— Весьма. Причем не только из-за Фридриха. — Штиберт имел весьма печальный вид. — Дело в том, что молодой Вильгельм, получив инъекцию новомодного фашизма, загорелся не на шутку. И как свойственно всем молодым, рвется в бой. Он оценил ситуацию на международной арене совсем иначе, нежели этот эль Гаспачо. По его предположению, Россия сейчас не готова к Большой войне, поэтому стремится ее отложить на некоторое время.

— Он тоже считает, что эти игры с газетами ведет Александр?

— Да.

— Умница.

— Безусловно. Только очень горяч. И нам с вами, дорогой друг, нужно будет потратить оставшиеся несколько лет на то, чтобы охладить его пыл. Большая война для Германии станет самоубийственной. Мы ее не сможем выиграть.

— Неужели Вильгельм не осознает этого простого факта? Ведь расклад налицо.

— Он прямо так и заявляет, что, раз мы ее выиграть не сможем, это сделает он сам.

2 августа 1885 года. Москва. Кремль. Николаевский дворец

— Ваше Императорское Величество, — личный секретарь выглядел весьма встревоженным, — срочное донесение из Вены.

— Что случилось?

— Сегодня, в ходе очередного заседания, в зале международного трибунала, расследующего факт отравления царя Николы, произошла потасовка, в ходе которой партия Обреновичей и Карагеоргиевичей попыталась избить наследника Югославского престола.

— И?

— Товарищ Джакели заявил протест и потребовал наказать зачинщиков беспорядков. Суд согласился с ним и постановил взять Данило Петровича под стражу как провокатора и подстрекателя, который вызвал праведный гнев со стороны Обреновичей и Карагеоргиевичей.

— Что он им сказал?

— Назвал предателями.

— Хм, — усмехнулся Александр. — И как отреагировал Иосиф Павлович?

— Он обвинил международный трибунал в предвзятости и взял Данило под защиту Российской империи.

— Вот как… — Император хмыкнул и выгнул брови. — И что дальше?

— Скандал! Газеты пестрят самыми разными статьями. Слава богу, что вышедшие за пару недель до того испанские издания смогли внести ясность в ситуацию и теперь все газеты очень осторожно работают с этой темой. Кое-какие ежедневки пытаются играть с образом «злых русских, которые укрывают подлого сербского преступника», но большинство изданий робко заявляют о том, что это просто повод для начала активной фазы противостояния. Ведь его все заждались.

— Думаете, вся Европа сидит в своих теплых креслах с попкорном и ждет в Югославии цирка?