В этот момент я как раз должен был залезть в замок.

— Сожалею, что мы причинили тебе боль, — сказал Кенжи. — Не нужно было так сильно сопротивляться.

Меня трясло от гнева и горечи, но я сдержался.

— Где я?

— В одном из домов Племени. Мы вывезем тебя из столицы в ближайшие дни.

Его спокойный официальный тон вгонял меня в еще большее бешенство.

— Ты сказал, что никогда не предашь Шигеру. В день моего усыновления, помнишь?

Кенжи вздохнул.

— Тем вечером мы оба говорили о конфликте обязательств. Шигеру знает, что прежде всего я служу Племени. Я предупреждал его тогда, да и позже, что у Племени есть виды на тебя и что рано или поздно они о себе заявят.

— Почему именно сейчас? — зло спросил я. — Вы могли оставить меня еще на одну ночь.

— Может, лично я и дал бы тебе эту возможность. Но твой поступок в Ямагате вывел ситуацию из-под моего контроля. В любом случае ты был бы сейчас мертв и уже никому не смог бы принести пользы.

— Я мог бы сначала убить Йоду, — пробурчал я.

— Эта возможность рассматривалась, — сказал Кенжи, — и было принято решение, что она не соответствует интересам Племени.

— Вы, наверное, почти все работаете на него?

— Мы работаем на того, кто больше заплатит. Нам нравится стабильное общество. Во время открытых военных действий трудно выполнять задания. Правление Йоды жестоко, но стабильно. Нас оно устраивает.

— Значит, ты все время обманывал Шигеру?

— Как, несомненно, и он часто обманывал меня. — Кенжи замолчал на минуту, а затем продолжил: — Шигеру был обречен на поражение с самого начала. Слишком много могущественных людей хотят избавиться от него. Он молодец, что так долго продержался.

Во мне проснулся ребенок.

— Он не должен умереть, — прошептал я.

— Йода, конечно же, воспользуется первым же предлогом убить его, — осторожно сказал Кенжи. — Шигеру стал слишком опасен, чтобы позволить ему жить. Помимо личного оскорбления Йоде — любовной связи с госпожой Маруямой и твоего усыновления, — клан Тоган глубоко встревожили толпы в Ямагате. — Лампа вспыхнула и погасла. Кенжи тихо добавил: — Главная беда Шигеру в том, что его любят люди.

— Мы не можем бросить его! Пусти меня к нему.

— Не я принимаю решения, — ответил Кенжи. — А если б и принимал, то ничего уже не смог бы поделать. Йода знает, что ты один из Потаенных. Он отдаст тебя Андо, как и обещал. Шигеру, несомненно, умрет смертью воина, быстрой и достойной. Тебя же будут мучить: сам знаешь, как они это делают.

Я молчал. Голова болела, по венам кралось ощущение провала. Каждая моя клеточка была направлена, словно копье, к одной мишени. Но державшая его рука разжалась и выронила меня на землю, никчемного.

— Забудь об этом, Такео, — сказал Кенжи, глядя мне в лицо. — Все кончено.

Я медленно закивал головой, изображая согласие.

— Ужасно хочется пить.

— Я заварю чай. Он поможет тебе заснуть. Хочешь?

— Нет. Можешь развязать меня?

— Не сегодня, — ответил Кенжи.

Погружаясь в дремоту и пробуждаясь вновь, я думал о его словах. Трудно было найти удобное положение, чтобы спать со связанными ногами и руками. Значит, Кенжи думает, что я все еще могу убежать, если уж боится меня развязать. А если мой учитель считает, что побег в моих силах, то, скорее всего, оно так и есть. Этот вывод служил мне единственным утешением, но недолго.

Ближе к рассвету начался дождь. Я слушал, как наполняются сточные канавы, как капает с карнизов вода. Закричали петухи, и город проснулся. В доме зашевелились слуги, на кухне разожгли огонь, и до меня донесся запах дыма. Я слушал голоса и шаги, считал их, рисовал в голове план дома, его расположение, здания справа и слева от него. Судя по звукам и запахам рабочего утра, меня спрятали внутри пивоварни, в одном из крупных имений купцов, что располагаются на окраине города-замка. Комната, где я сидел, не имела внешних окон. Она была узкой, словно жилище угря, и оставалась во мраке еще долго после рассвета.

Свадьба назначена на послезавтра. Доживет ли до нее Шигеру? А если его убьют раньше, что станет с Каэдэ? Подобные мысли непрестанно раздирали меня. Как проведет Шигеру следующие два дня? Что он делает сейчас? Думает ли обо мне? Меня бросало в жар оттого, что он мог предположить, будто я сбежал по собственной воле. А какого мнения обо мне его люди? Наверное, презирают меня.

Я крикнул Кенжи, что мне нужно облегчиться. Он развязал мне ноги и повел меня вперед. Мы вышли из каморки в комнату едва просторней, затем вниз по ступеням в сад за домом. Появилась служанка с водой и помогла мне вымыть руки. Я оказался перепачканным в крови, столько крови не могло вытечь от одного пореза гвоздем. Должно быть, я зацепил кого-то ножом. Интересно, где сейчас мой нож?

Затем мы вернулись в тайную каморку, и Кенжи не стал снова связывать мне ноги.

— Что со мной будет? — спросил я.

— Попытайся поспать подольше. Сегодня ничего не случится.

— Поспать! Мне кажется, я никогда больше не засну!

Кенжи внимательно посмотрел на меня и коротко сказал:

— Все пройдет.

Будь мои руки свободны, я бы убил его. Я прыгнул на него, оттопырив кверху связанные руки, чтобы схватить его сбоку. Я застал Кенжи врасплох, и мы покатились по полу, но он вывернулся из-под меня, как змея, и прижал меня к доскам. Если раньше только я находился в состоянии сумасшествия, то теперь и он вышел из себя. Я не раз видел его гнев, но он ничто в сравнении с накатившей на него яростью. Кенжи дважды ударил меня по лицу, со всего размаху, так, что чуть не выбил мне все зубы; у меня закружилась голова.

— Признай поражение! — закричал он. — Если придется, я это в тебя силой вобью. Ты этого хочешь?

— Да! — завопил я в ответ. — Давай, убей меня! Только так ты сможешь удержать меня здесь!

Я изогнул спину и откатился в сторону, избавившись от его веса. Я лягался и пытался укусить его. Кенжи хотел снова ударить меня, но я увернулся и, бешено крича, кинулся на него.

Снаружи послышались быстрые шаги, и дверь отодвинулась. В комнату вбежала девушка из Ямага-ты и один из юношей Племени. Втроем они в конце концов укротили меня, но я находился в состоянии нечеловеческого буйства, и им пришлось немало потрудиться, чтобы связать мне ноги.

Кенжи кипел от гнева. Девушка и юноша смотрели то на него, то на меня.

— Учитель, — сказала она, — оставьте его нам. Мы присмотрим за ним. Вам нужно отдохнуть.

Их, очевидно, поразило, что Кенжи потерял самообладание.

Мы провели вместе много месяцев как учитель и ученик. Кенжи научил меня почти всему, что я знал. Я подчинялся ему беспрекословно, мирился с его подтруниванием и сарказмом, терпел жесточайшие наказания. Я отбросил свои сомнения и полностью доверился ему. Все это разлетелось в пух и прах, ничего уже не восстановишь.