Она опустилась на колени рядом со мной и положила руку мне на плечо.

— Шизука прислала записку из замка. Сейчас придут учителя поговорить с тобой.

— Он мертв?

— Нет, хуже: взят в плен. Тебе все расскажут.

— Он должен сам убить себя?

Юки молчала, потом все же решилась сказать мне:

— Йода обвинил его в укрывательстве одного из Потаенных и в том, что Шигеру сам является Потаенным. Андо имеет к нему личные притязания и требует возмездия. Господина Отори лишили привилегий сословия воинов, его будут судить, как простого преступника.

— Йода не посмеет, — сказал я.

— Уже посмел.

По жилам моим понеслась волна неистовой ярости, но тут со стороны внешней комнаты послышались шаги. Я ринулся к шкафу и достал меч, тут же вытащив его из ножен. Он слился с моей рукой. Я поднял Ято над головой.

В комнату вошли Кенжи и Кикута. Завидев в моих руках Ято, они окаменели. Кикута полез за ножом под плащом, Кенжи стоял недвижимо.

— Я не собираюсь нападать на вас, — сказал я, — хоть вы и заслуживаете смерти. Я убью себя…

Кенжи закатил глаза, Кикута мягко произнес:

— Надеемся, тебе не придется прибегнуть к этому. — Через мгновение он зашипел и добавил, выходя из себя: — Сядь, Такео. Мы поняли твою позицию.

Мы все опустились на пол. Меч я положил рядом с собой на циновку.

— Вижу, Ято нашел тебя, — сказал Кенжи. — Следовало этого ожидать.

— Его принесла я, учитель, — призналась Юки.

— Нет, это меч воспользовался тобой. Так он переходит из рук в руки. Я знаю: он заставил меня найти Шигеру после Егахары.

— Где Шизука? — спросил я.

— В замке. Она не пришла. Даже послать сообщение довольно опасно, но она хотела, чтобы мы знали, что произошло, и интересуется, как мы намереваемся поступить.

— Расскажите мне все.

— Госпожа Маруяма пыталась вчера бежать из замка с дочерью. — Голос Кикуты звучал ровно и беспристрастно. — Она подкупила лодочника, чтобы тот переправил ее по реке. Он предал ее, и их почти перехватили, но они прыгнули в воду. Госпожа с дочерью утонули, а их служанку Саши спасли. Лучше б она погибла, потому что ее пытали, пока она не рассказала о любовных отношениях госпожи с Шигеру, ее связи с Потаенными и об их союзе с Араи.

— Видимость предстоящей свадьбы сохранялась, пока Шигеру не вошел в замок, — сказал Кенжи. — Затем людей Отори перебили, а его обвинили в государственной измене. — Он замолчал, затем тихо добавил: — Он уже на стене замка.

— Его распяли?

— Подвесили за руки.

Я на мгновение закрыл глаза, представив боль, словно сам ощутил, как постепенно выходит из сустава плечевая кость, наступает удушье, ужас унижения.

— Смерть воина, быстрая и достойная? — предъявил я обвинение Кенжи.

Тот ничего не ответил. Его лицо, обычно столь подвижное, абсолютно застыло, бледная кожа потеряла живой оттенок.

Я протянул руку, дотронулся до Ято и сказал Кикуте:

— У меня есть предложение Племени. Вы работаете на того, кто вам больше заплатит. Я выкупаю у вас собственные услуги тем, что вы, кажется, немало цените, — своей жизнью и послушанием. Пустите меня сегодня в замок освободить его. Я обещаю отказаться от имени Отори и присоединиться к Племени. В противном случае я покончу с собой прямо сейчас и из этой комнаты не выйду.

Учителя переглянулись, Кенжи едва заметно кивнул. Кикута сказал:

— Я вынужден считаться с изменившейся ситуацией,

С улицы послышалось неожиданное шевеление, топот бегущих ног и крики. Мы оба прислушались. Звуки стихли, и Кикута продолжил:

— Я принимаю твое предложение. Даю тебе разрешение пойти сегодня вечером в замок.

— Я пойду с ним, — сказала Юки, — и приготовлю все, что нам может понадобиться.

— Если учитель Муто не возражает.

— Не возражаю, — ответил Кенжи. — Я тоже пойду.

— В этом нет необходимости, — сказал я.

— Есть или нет, я иду.

— Нам известно, где Араи? — спросил я.

— Даже если он будет двигаться всю ночь, — ответил Кенжи, — ему не добраться сюда до рассвета.

— Но он в пути?

— Шизука считает, он не станет осаждать город. Его единственная надежда — спровоцировать Йоду дать бой на границе.

— А Тераяма?

— Тераяма восстанет, как только узнает об этом позоре, — сказала Юки. — Город Ямагата тоже.

— Любой мятеж будет подавлен, пока жив Йода, да и впрочем, это не наша забота, — прервал Кикута. — Ты можешь снять тело Шигеру, наше соглашение более ни на что не распространяется.

Я промолчал. Пока жив Йода…

Снова пошел дождь, и мелодичный звон окутал город, вымывая черепицу и булыжники, освежая затхлый воздух.

— А как там госпожа Ширакава? — поинтересовался я.

— Шизука говорит, что она потрясена, но спокойна. В отношении нее никаких подозрений не возникло. Люди болтают, что она проклята, но к заговору не нричастна. Саши, служанка, оказалась слабее, чем предполагали люди Тогана, и освободилась от мук, уйдя в мир иной, раньше, чем выдала Шизуку.

— А обо мне она что-нибудь сказала?

Кенжи вздохнул.

— Ей ничего не было известно, кроме того, что ты один из Потаенных, спасенный некогда Шигеру, а это Йода и сам знал. Он с Андо считает, что Шигеру усыновил тебя, чтобы просто нанести ему оскорбление, а когда тебя опознали, ты сбежал. Они не догадываются, что ты принадлежишь к Племени и обладаешь некими талантами.

Это одно из преимуществ, помимо которого на моей стороне была погода и ночь. Дождь перешел в морось, стоявшую непроницаемой завесой, густые тучи спустились низко, полностью закрыв луну и звезды. К тому же во мне произошла колоссальная перемена. Нечто внутри, находившееся в состоянии полуопределенности, выплавилось в нужную форму. Взрыв сумасшедшей ярости и глубокий сон Ки-куты выжгли слабость моей души и оставили сталь. Я узнавал в себе некогда открывшуюся мне суть Кенжи, во мне ожил Ято.

Мы втроем отобрали снаряжение и одежду. Затем я провел час в тренировке. Мышцы до сих пор оставались скованным, но болели меньше. Меня тревожило мое правое запястье. Когда я схватил Ято, в локоть выстрелила боль. Заботливая Юки перевязала мне руку до локтя кожаным ремнем.

Во второй половине часа Собаки мы перекусили и в молчании уселись на пол, замедляя дыхания и поток крови по венам. Окна завесили плотной тканью, чтобы обострить свое ночное видение. Был установлен ранний комендантский час, стража патрулировала быстро опустевшие улицы. Наш дом пел вечернюю песню: убиралась посуда, кормили собак, стражники устраивались на ночной караул. Я слышал шаги горничных, которые стлали кровать, и щелканье счетов в передней, где кто-то подводил итоги дня.